Потрясение во взгляде Джулиана, смешанное с неуловимым уважением, пылало гневом — за её прямолинейность, но возразить Линч не мог. Пока что не мог. Вирджиния оказалась права слишком во многом — и даже не испугалась высказать всё ему прямо в лицо. Возможно, на секунду он и вправду считал её двуличной и неблагодарной, но к концу её пламенной речи точно знал цену её словам и крепости её убеждений.
— Мне кажется, что наш разговор исчерпал себя, — отдышавшись, проговорила Джина. — Я надеюсь, что вы поняли мою позицию, и не станете искать Эвелин. Так же надеюсь, что наше сотрудничество по-прежнему в силе, — она дождалась короткого кивка Джулиана. — В таком случае, хорошего вам вечера. До свидания.
И, цокая каблучками, плавно уменьшалась в перспективе, пока не исчезла.
Линч с восхищением смотрел ей вслед: немногим удавалось поставить его в такой тупик, что он до сих пор не мог определиться с реакцией. Максвелл отчитывала, будто мудрая учительница первоклассника, но, кроме излишней прямоты, в её словах не нашлось ни одного изъяна. Она была в ужасе от средств и целей, ими достигаемых, и этот её ужас пробудил дремлющую глубоко в Линчу совесть.
Просьбу Вирджинии он собирался выполнить: Эвелин Аллен действительно заслужила свою свободу.
***
Джек Уоллес был почти на свободе. Он уже чувствовал её запах и вкус, вертя в руках заграничный паспорт, в котором между страничками затесался и билет, что унесёт его за несколько тысяч миль от этого места.
Проклятого места.
Накапливал денежные средства заведующий действительно не зря, и теперь они должны были послужить благой цели — спасти ему жизнь. Раздумывать, заслуживал ли он спасения, было совершенно не в стиле Уоллеса, но сделанное с Эвелин Аллен до сих пор было причиной тёмно-фиолетовых кругов у него под глазами и излишне дёрганных реакций. Джека по-прежнему изводили кошмары, а совесть довершала дело до конца, каждый день ставя его на место. Он — убийца, у которого не было выбора, и теперь он должен с этим жить.
Уоллес был почти на свободе, когда подъезжал к аэропорту. Немногочисленный багаж болтался на заднем сидении, а всё остальное он из машины вытащил. Обошлась она ему в своё время недёшево, но теперь необходимо было бросить всё, связывавшее с прошлой жизнью.
Даже её.
Даже шикарные двухэтажные апартаменты.
«Заработанные кровью мисс Аллен», — напомнила ему совесть, и Уоллес задрожал.
Джек припарковался в самом дальнем углу бесплатной парковки: так брошенный автомобиль привлечёт меньше всего внимания. Помимо Джулиана его никто не искал, а потому Уоллес был относительно спокоен, заглушая двигатель в своём «Мерседесе» представительского класса. Заведующий вышел из машины, взял сумку с багажом и погладил на прощание блестящий иссиня-чёрный капот, гармонирующий с подступающей ночной темнотой. Спокойно зашагал по асфальту, а потом слегка занервничал, увидев чёрный джип, стремительно к нему приближающийся.
Бежать на полупустой парковке было некуда. Скрыться — тоже негде.
Сердце билось, как ненормальное, когда Уоллес рванул к своему автомобилю, но шансов против внедорожника у заведующего было немного. Автомобиль притормозил, преграждая Джеку путь; дверь открылась, и внушительных размеров молодой человек поставил Уоллеса перед фактом:
— Мистер Шарп желает переговорить с вами.
Это точно было не приглашение и не просьба. Приказ.
«Твой приговор», — зашептала совесть, и Уоллес снова задрожал, когда крепкие руки втаскивали его в салон.
Джек не ждал, что местом для «переговоров» будет шикарный клуб или ресторан, но от вида двухэтажного дома посреди нигде у него засосало под ложечкой. Вид у того был очень приличный и даже современный, а забор и отсутствие кого бы то ни было вокруг обеспечивали полную сохранность личного пространства.
Джип въехал сквозь автоматически открывшиеся ворота, и, как только те захлопнулись, парни Шарпа вытолкали Уоллеса на улицу, потащив внутрь. У Джека не вышло оценить изысканное убранство или его отсутствие: отточенным движением его толкнули в небольшую комнату справа за лестницей.
Помещение было во многом просторное и в то же время простое: ничего роскошного, только простая фактурная штукатурка на стенах, изредка разбавленная светильниками, стол — по центру, и стулья, собравшиеся вокруг него в хоровод, несколько тумб по периметру — и хозяин, восседающий прямо напротив главного входа.