Генри Блейк воровал таблетки из «Хоуп Хэйвен», потому и был назначен на пост: ему полагалось отсутствие наказания в обмен на молчание обо всём, что творилось в одиннадцатой палате.
Брайан удовлетворённо кивнул. Этот парень, судя по всему, был ближе всех к его племяннице, раз именно ему она доверила свой самый важный документ. Достать его — ослабить её и заставить пойти на мировую первой без необходимости тратить силы на поиски по всему региону. И Шарп уже примерно это себе представлял. А когда Аллен к нему-таки придёт, то он уж как-нибудь проявит свои родственные чувства, отпустит пацана — и они помирятся. Идиллия!
Только в этом уравнении всё равно сейчас оставалось лишнее слагаемое: увесистое, с большим коэффициентом, способное обнулить все успехи Брайана. Оно сидело, нервно дёргаясь и крутя головой, смотря на Шарпа преданно и умоляюще.
Брайан кивнул своим ребятам и обратился к Джеку:
— Ладно, Уоллес, чёрт с тобой. Езжай, куда ты там собирался. Больше мне на глаза не показывайся. И не возвращайся. Никогда. Ты понял меня?
Тот, казалось, выдохнул впервые с момента прибытия и разразился благодарностями:
— Спасибо, мистер Шарп! Спасибо! — светящиеся облегчением глаза заведующего, наверное, могли бы освещать футбольное поле. Свобода! Вот теперь он был действительно свободен! — Спасибо вам за всё!
Он не сводил взгляда с Брайана, пока спиной вышагивал к выходу, а потом и вовсе сорвался на бег, вырываясь на свежий воздух. Стены дома душили Уоллеса эти долгие минуты, слившиеся в часы, а теперь даже порывистый холодный ветер ласкал щёки одним своим присутствием. Заведующий — бывший — уселся в чёрный джип, тот же, что его и забирал со стоянки в аэропорту, с комфортом устроившись на кожаном сидении рядом с одним из громил. И кто сказал, что нужно было так бояться? Пара ссадин на лице — всего-то! Довольный, он смотрел в черноту за окном, пролетающую мимо, ожидая, что она сменится ярким рядом фонарей вдоль дороги, пока вдруг не понял: за окном пустота.
В следующую секунду в почку воткнулся нож — и стало так безумно больно, что крик даже не успел родиться, парализованный. Из горла Уоллеса вырвался какой-то булькающий хрип осознания, а в следующий миг из тёплого нутра машины его выкинули на студёную землю, щекочущую пожухлой травой. Было так больно, что всё остальное плыло, будто размазанная фотография.
Обездвиженный, Уоллес видел кирпичную физиономию громилы, что сидел рядом, начисто лишённую эмоций, и руку, в которой кровавыми подтёками блестело лезвие ножа. Обездвиженный, он только сейчас понял первобытный ужас смерти, её холодное дыхание, от которого не отвернуться. Понял, что чувствовала Эвелин Аллен, когда он так хладнокровно убивал её, пока нож сильным ударом вгрызался в его грудную клетку, разрезая ткани и органы.
Внедорожник скрылся во тьме ночи, не включая фары, и только электронные часы на похолодевшей руке Уоллеса неярко светились, показывая время смерти.
Глава 16
Люди Брайана были чрезвычайно тихи и осторожны, взбираясь вверх по ступеням лестницы многоэтажки. Мистер Шарп неспешно вышагивал за ними, а шествие замыкали двое полицейских, само собой, «правильных» и замечающих исключительно необходимые нарушения. Ступень за ступенью, пролёт за пролётом — их ждал третий этаж.
На улице весь день лил ледяной дождь, облизывая острыми холодными каплями, а в темноте потоки воды тонкими струнами отсвечивали в свете уличных фонарей. Несколько капель остались и на чёрном фетре пальто Брайана, скатавшись в блестящие шарики. Ливни бывали здесь нечасто, и Шарп подчас даже с иронией думал, что небеса решили оплакивать почившего заведующего Уоллеса. И чтобы его — да оплакивать? Брайан не спрашивал причин его провала, потому что и слышать не хотел: такие причины, сказанные с сожалением, выданные в страхе, всегда выглядят только жалким оправданием.
Поднимаясь по ступеням, он всё же не мог перестать думать о превратностях судьбы: обычно убийц казнят за убийство, а Уоллес расплатился за то, что не убивал. И за то, что знал настолько много, разумеется. Брайан прекрасно знал цену заведующему, его малодушию и меркантильности. Джек знал всё, что творилось в «Хоуп Хэйвен», про тайные счета, с которых получал деньги за свою работу, и даже был способен доказать причастность Шарпа. Но Уоллес мог бы жить — Брайан позволил бы ему навсегда исчезнуть из страны, если бы только страшная ошибка не закралась в его идеальный план. Человеческий фактор. Шарп готов был поклясться, что ныне свободная Эвелин не упустила бы шанса отомстить и закопать его с помощью заведующего. Особенно бы впечатлила его, явившись, будто призрак отца Гамлета, только в этой версии не к Гамлету, а к Клавдию, собственному убийце, ища возмездия. Знатная из этого могла бы выйти постановка… И вместо того, чтобы избавить свою жизнь от такого пустого гипотетического драматизма, Джек Уоллес просто мог безукоризненно выполнить свою работу. Тогда бы его персонаж мог бы повлиять на исход событий или хотя бы кануть в долгое и счастливое «никуда» за пределами этой бесконечной мировой игры, в которой Брайан предпочитал быть режиссёром, а не актёром.