Лицо Каспара просветлело.
— А ты помнишь, как попал в него? Из рогатки? Жаль, что ты не пристрелил доктора. Он мне никогда не нравился. Умник нравился, а док Шайдер — никогда.
Мельхиор сделал еще глоток и продолжал слушать.
— Тогда меня звали Ли, помнишь? Не Каспар. Не Алик. Не Алекс Хиделл или Ли Харви Освальд, а просто Ли. Мне нравилось быть просто Ли.
— Тогда ты был одинок.
Каспар энергично замотал головой.
— Нет, у меня была мама. И у меня был ты! — почти выкрикнул он. — У меня был я сам, — добавил он тихо и жалостливо. Он снова выпил, и лицо его вдруг осветилось счастливой улыбкой. — Теперь у меня есть жена. Сегодня она родила дочь.
Жена, дочь, подумал Мельхиор. Обычный человек назвал бы их по именам, но Каспар лишь жалобно улыбался, будто умоляя Мельхиора подтвердить, что это правда.
— Теперь у меня две дочери, — просяще произнес Каспар. — Две!
— У кого? — переспросил Мельхиор. — У Каспара? Алика? Или Ли?
— У меня. — На лице Каспара отразилась растерянность.
Мельхиор плеснул ему в стакан еще виски. Каспар посмотрел на стакан, будто в нем было очередное лекарство Джо Шайдера, затем послушно выпил. Он наклонился вперед, и ворот рубашки распахнулся. Мельхиор заметил, что у него на шее что-то висит. Нитка бус. Он присмотрелся — бусинки оказались крошечными черепами, сотни их прятались у него под воротом.
— Меня заставляют, — пожаловался Каспар. — Вернее, не меня, а Каспара.
— Ты и есть Каспар.
Каспар покачал головой:
— Нет, я Ли.
— А Марина считает, что тебя зовут Алик.
— Я Ли!
— Ты можешь быть кем захочешь.
Каспар в отчаянии посмотрел на Мельхиора.
— Алекс Хиделл купил оружие, — прошептал он. — Не я.
— Тогда это может сделать Алекс Хиделл.
— Я не хочу этого делать.
— Каспар тоже может это выполнить. Или Алик. Или Ли Харви Освальд.
Каспар поднялся и принялся мерить шагами комнату. Он подошел к пистолету, который положил на столик, когда они приехали в номер Мельхиора в мотеле, и остановился перед ним, загородив столик спиной. Мельхиор чувствовал тепло своего пистолета под мышкой и подумал о телеграмме в кармане, полученной от Ивелича.
— Что это за черепа, Каспар?
Левая рука Каспара поправила воротник.
— Я Ли, — прошептал он. Он крутил бусинки между большим и указательным пальцами, и Мельхиору представилось, как под пальцами трещат черепные кости и выскакивают зубы, будто зерна из початков кукурузы.
— Что это за черепа?
Каспар повернулся к Мельхиору. Будь у него в руках пистолет, он успел бы выстрелить до того, как тот среагирует. Но у него в руках ничего не было.
— Я ездил в Мехико.
Мельхиор спокойно сел, не пытаясь достать оружие и не ставя стакан на столик. Любой агент на месте Каспара заметил бы, что теперь пиджак Мельхиора оказался расстегнутым, а стакан он переложил в левую руку.
— Кто ездил в Мехико? Каспар? Алик? Ли Харви Освальд?
— Я ездил. — Пальцы Каспара нервно перебирали бусинки. — Я пытался скрыться. Но не смог.
— Ты хотел попасть на Кубу, верно?
— Я хотел скрыться.
— Ты хотел убить Кастро.
— Это был День мертвых, — сказал Каспар.
— Ты хотел поехать и в Россию. Чтобы убить Хрущева.
— Там кругом ходили люди с черепами на шее и раскрашенными лицами. Как будто они уже умерли, только их тела этого еще не знают.
Мельхиор покачал головой:
— Ли ездил в Мехико в октябре, Каспар. А День мертвых в ноябре. Ты думал, что Ли уже умер?
— Ли — это я, — ответил Каспар. — Я!
— Но ты знаешь, что они вообще-то не хотят, чтобы Алик убил Кастро, так ведь? Или Хрущева?
— Они хотят! — возразил Каспар с обидой и злостью. — Они хотят, чтобы он убил всех.
— Кого? — не отставал Мельхиор.
— Всех! Всех без исключения! — Он с такой силой потянул за нитку бус, что, казалось, хотел порвать ее.
— Кого они хотят, чтобы застрелил Алик, Каспар?
— Ли. — Каспар опустил глаза в пол. — Меня зовут Ли. — И добавил едва слышно: — Тебя.
— Кого они хотят, чтобы застрелил Алик, Каспар? Ты знаешь кого.
Каспар снова прошел через всю комнату и, подойдя к стене, стал биться об нее головой.
— Они хотят, чтобы я застрелил тебя.
Он снова оказался возле столика с пистолетом, но на этот раз он взял его в руки и пошел в сторону Мельхиора, стараясь не шататься. Пистолет он держал на ладонях, как мертвого котенка.