— О! Нет, сударыня. Бедная молодая девушка очень печальная и, по-видимому, несчастная.
— Как она называется?
— Цецилией.
— Цецилией, как дальше?
— Просто Цецилией.
— Видно, сегодня день собственных имен, — заметил принц.
— Чего она хочет?
— Она хочет показать вам вещь, которая, я уверена, вам понравится. Сперва я сказала ей, что она вам не нужна, зная, что вы хотите быть экономнее, но бедняжка так настаивала, что у меня недостало духу отказать, и я велела ей подождать, сказав, что вы примете ее, когда вам будет удобно. Она скромно села в уголок, положила картонку на колени и ожидает.
— Позволите? — спросила Фернанда.
— С удовольствием, — отвечал принц, — мне очень будет приятно увидеть эту молодую девушку и особенно посмотреть, что в картонке.
— Если так, то введи ее.
Корнелия ушла и воротилась с Цецилией — молодой, девятнадцатилетней девушкой, белокурой, с большими голубыми глазами и гибкой, как лоза, талией; она была в глубоком трауре — вся в черном; ни на платье, ни на черном чепчике не было украшений; бледные щеки и красные глаза свидетельствовали, что она много плакала.
Судя по рассказам Корнелии, Фернанда полагала, что будет иметь дело с какой-нибудь модисткой, которой поручено носить по городу разные наряды, но с первого взгляда на печальную девушку она поняла, что ошиблась. Принц, со своей стороны, с удивлением заметил вид непорочности и благородства, выказывавшийся во всех движениях грустной красавицы.
Цецилия, безмолвная и неподвижная, остановилась в дверях.
— Подойдите, — сказала Фернанда, — и потрудитесь сказать, что доставляет мне удовольствие вас видеть.
— Милостивая государыня, — отвечала Цецилия дрожащим голосом, в котором слышалось страдание, — в этой картонке лежит платье, которое я уже многим показывала, но цена его гораздо выше той, которую мне до сих пор предлагали все видевшие его. Последняя покупательница, возвращая его, сказала мне, что подобное платье может купить только королева, и я пришла к вам, потому что вы — королева.
Эти слова были сказаны голосом звучным и с такой грустью, с таким достоинством, что удивление принца и Фернанды удвоилось, однако последние слова заставили актрису улыбнуться.
— О! Да, королева, — сказала она, — королева с половины восьмого до десяти часов вечера, королева, у которой театр — королевство, картонные стены — дворец и медный вызолоченный кружок — корона! Но вы не ошиблись, придя сюда, потому что хотя я и ложная королева, но вот настоящий король.
Девушка медленно подняла на принца свои прекрасные глаза, говорившие, что она ничего не понимает из всего сказанного.
В это время Корнелия приподняла крышку картонки.
Фернанда вскрикнула от удивления.
— О! Какое чудесное платье! — вскричала она, вынув его с жадным любопытством женщины, видящей чудо из нарядов, раскладывая его на стуле и просунув руку под ткань, чтобы лучше судить о тонкости кисеи и красоте шитья.
В самом деле, быть может, и в Нанси, стране чудес этого рода, не видали ничего подобного платью, до того богато вышитому, что лишь кое-где виднелась кисея, на которой змеями вились самые причудливые рисунки и цветы, самые изящные из всех, когда-либо поражавших взоры дочерей Евы; похоже, это было произведение какой-нибудь феи, а не работа женщины.
Хотя принц был не большим знатоком в этом деле, но понял, что это платье должно быть чудом терпения и искусства.
Фернанда несколько минут молча восхищалась грациозными арабесками, потом, обращаясь к Цецилии, спросила:
— Кто вышивал это платье?
— Я, сударыня, — отвечала Цецилия.
— Сколько времени употребили вы на работу?
— Два с половиной года.
— Не удивительно, заметьте, принц, что это вышито, а не выткано и делает вещь еще драгоценнее; два с половиной года… Но вы должны были ужасно много работать.
— День и ночь, сударыня.
— И вы предприняли подобную работу с намерением продать платье?
— Я имела другую цель.
— Я понимаю, что вы не могли найти покупателя. Это платье стоит царской платы.
— Увы! Да, я принуждена просить за него довольно высокую цену; потому-то до сих пор, несмотря на крайнюю нужду в деньгах, я не могла его продать.
— А что вы за него хотите? — спросил, улыбаясь, принц.
Молодая девушка помолчала несколько минут, как бы боясь произнести роковые слова, которые уже столько раз уничтожали ее надежды, наконец едва слышным голосом сказала:
— Три тысячи франков.
— Сколько? — спросила Фернанда.
— Три тысячи франков, — повторила Корнелия.