Собственно, ничего особо уж веселого во всем этом не было. Реньи, как и любая женщина нормальной социальной и сексуальной ориентации, нуждалась в семье, доме, быте, муже рядом. А Макс Заславский не то чтобы возражал… просто не был готов бросить все и сидеть дома. Да и, откровенно говоря, еще в самом начале этих отношений ему уже было понятно, что ловить особо нечего — разные люди. Только вот француженка с упорством истинной Жанны Д'Арк не желала ничего слышать. Макса же периодически устраивало это раздражение нервов, а периодически он просто валил подальше.
Так было и в этот раз. Уже трое суток его не беспокоила повышенная скандальная готовность мадемуазель Реньи, и он откровенно отдыхал. Охота как таковая его не интересовала — в бытность командиром группы предварительной колониальной подготовки, форматировщиком, он успел наохотиться лет на десять вперед. В околоиркутской тайге Заславского интересовали исключительно леса, воздух и водка. Сам он называл это «необходимым минимумом комфорта для мужчинского отдыха».
Собственно, для него это так и было. Макс изначально планировал на неделю погрузиться в алкогольную дрему на фоне тайги в антураже охотничьей заимки, предоставленном туристической компанией. Однако через три дня водочно-грибной диеты он проснулся крайне рано, сел на жесткой кровати и понял, что сегодня отпуск прервет. Почему — для него самого было загадкой, но именно это понимание настойчиво постучалось в голову, бесцеремонно пролезло в нее и по-хозяйски там расположилось.
Вскипятив чайник «по старинке» на дровяной плите, отставной майор разведподразделения налил себе крепкого чаю, потом выскочил на улицу, добежал до колодца, поднял ведро ошпаривающе-холодной воды и вылил его на себя. Бодрость духа пришла с первыми же попавшими на кожу каплями и заставила проорать на всю округу что-то очень громкое и столь же нецензурное. В старинных анекдотах это называлось «…мааа-ать-мааа-ать-мааа-ать, привычно откликнулось эхо». День начинался.
Вернувшись в дом, Макс нашел сигареты, зажигалку, взял успевшую немного остыть кружку и опять вернулся на улицу — курить в доме, когда снаружи такая отличная погода, ему не хотелось. Выпуская на летний ветерок ароматный дым, Макс прихлебывал отлично заваренный чай и любовался окрестностями. А полюбоваться было чем, мало что способно сравниться по красоте с русской тайгой, особенно в середине лета.
Сколько Макс так просидел на крыльце деревянного дома посреди тайги, он и сам не знал. Отставной майор, а по совместительству — бывший форматировщик, Максим Заславский почти впал в медитацию. И вот именно из этого блаженного состояния его совершенно буднично вырвал вопль коммуникатора. Кому-то в это утро потребовался именно он. Заславский вздохнул и вернулся в дом. Коммуникатор лежал посреди стола и орал, требуя немедленного внимания, — голосовой вызов. На дисплее подсвечивалось имя «Яна Дорощенкова».
— Здравствуйте, Яночка! Сколько лет, сколько зим! Чем обязан? — Макс, пожалуй, даже немного обрадовался.
— Здравствуйте, Макс. К моему огромному сожалению, обязаны, если можно так выразиться, исключительно новой работой. Мое многообожаемое начальство искренне считает, что вы и ваши люди нам снова очень нужны.
— Я и мои люди? Вы хотели сказать, Яночка, я и мой экипаж? Стало быть, еще и «Ревель»? Что-то куда-то везем?
— Именно везете. Если согласитесь, конечно, — слышно было, что девушка усмехается.
— Откровенно говоря, — Заславский с удовольствием потянулся, — если бы вы связались со мной вчера вечером — я бы отказался сразу. Но вот сегодня мне почему-то интересно вас выслушать, — рассмеялся Заславский.
— Я не озвучиваю предложений без прямого контакта глаз, майор, вы же знаете. Прилетайте в Москву, скажем, к ужину, там и поговорим. Да, видеоканал меня тоже не устраивает.
Вот теперь все становилось на свои места. Скорее всего, Яна перед тем, как послать голосовой вызов, тщательно выяснила, где находится абонент. Ведь с того же самого Марса, или с Европы, или с Венеры так вот «к ужину в Москву» не позовешь, не успеют. А раз на Земле, более того — в Евразии, значит, можно и сдернуть. Весь мир может перевернуться, но разведка не меняется, подумал про себя Заславский.