Виктор задумался.
— Наш разговор предварительный. С ножом к горлу не пристаю. Обмозгуй. Ну, бывай здоров.
Виктор отдал честь и зашагал по шоссейке к дому. Майор Девятов повернулся к Агееву. Сказал со вздохом:
— Итак, у вас две предпосылочки к летным происшествиям?
— Да.
— Бывает. Ну, с Кульчинским дело такое. Тут еще, может, заводской дефект — и взятки гладки. Техника можно наказать, а летчик выглядит на пятерочку в лучшем виде. Я начальнику политотдела докладывал. Предложил в приказ поместить как самоотверженный поступок, так сказать, иа грани героизма: Кульчинский в труднейшей обстановке проявил самообладание и посадил самолет… А вот у Додонова крупный прокол. И что ж вы думаете делать с Додоновым этим?
— Думаем, думаем…
— Если позволите, посоветую.
— Что же?
— Конечно, и без моего совета вы его от полетов отстранили. А вот дальше? Дальше я бы на вашем месте его… того… вывел бы за штат.
— Как так?
— Видите, списывать — дело волынистое, летчик молодой, надо воспитывать, то, се… А за штат — просто и понятно, тем более что это дело замыкается на мне, а я вам вполне официально сообщаю о возможном прибытии нового летчика. Каково?
— А Додонова куда?
— Пожалуйста. Вариант номер раз — на обмен, в другую часть, может, и в другой округ. Вариант номер второй — как я ему подсказывал — на КП, в наведенцы или па штабную работу. Трудоустроим. У нас не пропадет. Я бы так и сделал, на вашем месте.
— Ладно, решим, — отговорился Агеев. Подумал: «Вот как у него просто и ясно».
Девятов распрощался с замполитом и поспешил к машине.
Между тем, Додонов продолжал свой путь к городку. Он испытывал попеременно обиду, сомнение и жалость к себе. «Да какое право имеет Девятов, что он знает? Я тебе уйду по собственному желанию, я тебе уйду!» — чуть было не закричал он.
Вспышка погасла. Появилось ощущение горечи и недоумения: за что меня так… А может, есть за что? Как говорится: «Талант — как деньги: есть — есть, а нет — нет».
Может, его судьба не одарила талантом летчика, и хоть бейся головой об стенку, предъяви хоть тысячу документов об окончании всех на свете училищ, если нет — значит, нет.
У входа в «крейсер» Виктор встретил жену.
— Мы едем в город, — сказала Катя. — Сбрось доспехи, переоденься. Через полчаса автобус.
— А зачем?
— Надо.
— Протирать денежкам глазки? — повторил Виктор присловье тещи, которая считала, что дочь — известная мотовка и без толку транжирит летчицкий оклад зятя.
— Помалкивай. Тоже мне мужчина, лезет в денежные дела. Поехали.
Часа через полтора они оказались в центре города у освещенных витрин универсального магазина.
— Ты походи, а я у входа подожду, — сказал Виктор. Он страсть как не любил толкаться у прилавка.
— Нет. Ты мне нужен.
— Ладно.
Катя, лавируя в толпе, вспорхнула на третий этаж. Виктор понуро тащился сзади. Жена остановилась у отдела готового платья. На плечиках висели мужские костюмы.
— Вот, — сказала Катя, — покупаем.
— Мне?
— Кому же, Лешке, что ли?
— Чего бы ради.
— Мужчине твоих лет пора иметь выходной костюм.
— У меня военная форма есть.
— А на вечер, в театр?
— Пойду в мундире.
— Витенька, ты знаешь, как тебе пойдет черный костюм. Чудо!
Рыжеватая строгая девушка-продавщица прислушивалась к их пререканиям. Виктору стало неловко. Катя немедленно закрепила захваченные позиции:
— Будьте добры, покажите нам черный.
— Размер?
— Какой у тебя размер, муженек? Ага, не знаешь, привык к своим армейским ростовкам. А я вот знаю. Девушка, дайте сорок восьмой, первый рост.
Они зашли за ширму.
— Примеряй.
Черный однобортный пиджак сидел на Викторе, словно был сшит на заказ.
— Здорово, — похвалила себя Катя, — у меня глаз — алмаз. Одеваю мужа, как картинку. Заверните.
Обратную дорогу молчали. Виктор размышлял о неожиданной и казавшейся ему бессмысленной покупке. Какого дьявола Катька затеяла ее теперь, что хочет доказать? Утешить его игрушкой, как ребенка, или, так сказать, морально подготовить к возможному увольнению? Наверное, так. Сейчас заведет разговор о его математических способностях. И точно.
— Витьк, — сказала Катя, когда вышли из автобуса. — Сняли, да? Ну ладно. Па-адумаешь, большое дело. Я кончу свой библиотечный… И ты в институт пойдешь, а? На физмат.
«И ничего-то она не поняла, — заключил про себя Виктор. — Прожили почти два года, а она меня нисколечко не знает. Утешительница, бодрячка!»
А сказал с видимой покорностью: