Капитан только мотнул головой, давая понять, что еще не закончил:
- Я знаю, что наши медсестры, попав в окружение, отстреливались, спасая беспомощных раненных… И погибали при этом… Я могу это понять - так уж сложилась обстановка… Но когда две молодые женщины, почти девочки, ползут ночью со «снайперкой» по нейтральной полосе, чтобы кого-то убивать - это уже «охота»… На людей охота! И страшно подумать, что происходит с их молодой психикой, когда они впервые нажимают на спусковой крючок, держа при этом на прицеле живого человека, пусть даже и врага!.. В разведку я, может быть, с такой и пошел бы, а вот в жены бы не взял…
Алдонина решительно встала из-за стола, едва не опрокинув стул:
- А вам никто и не предлагает, капитан! - Полковник вышла на середину кабинета и подошла к Сиротину. - Теперь я скажу… С первым пунктом ваших претензий я соглашусь… Прошу прощения, если вас, капитан, это так сильно задело… А вот со вторым - категорически нет!!!
Алдонина нервно заходила по кабинету из угла в угол:
- Для мужчин на войне и так хватает различных военных профессий, где необходимы физические нагрузки… Снайперское же дело требует, всего лишь, наметанного глаза!.. И потом!.. Женщины менее подвержены стрессам, а значит, умеют концентрироваться в критической ситуации!.. Психофизически женщины намного более приспособлены к работе в экстремальных условиях, чем мужчины!.. Женский порог терпения выше мужского!.. Женщины обладают более обостренными системами восприятия, невероятной наблюдательностью, повышенным ночным зрением, слухом и обонянием!.. У женщин мгновенно срабатывает боевая интуиция, заложенная природой!.. Подготовленная к ведению боевых действий женщина не испытывает в бою чувства растерянности, а ее боевая работа производится четко, собранно, целенаправленно и безжалостно!.. Женщины более добросовестно относятся к выполнению служебных инструкций и не отступают от них ни на шаг!.. В бою женщины более осторожны и при ранении - более живучи!..
Алдонина подошла к Сиротину, и посмотрела на него в упор:
- Это не мои слова, капитан - это заключение целой группы ученых-психологов!.. И я его выучила почти наизусть, для именно таких вот случаев и высказываний, похожих на ваши!.. Вы имеете что-то против этого заключения ученых?
- Ученые… - Хмыкнул с горечью капитан Сиротин. - Эти ученые сами-то в бою бывали? Они видели в прицел лицо убитого ими человека? Они знают, насколько изменяется психика снайпера, который стреляет в человека, как в бумажную мишень? Без всяких эмоций… На грани равнодушия… И как это они проверяли живучесть женщин? Стреляли в них и ждали, выживет или не выживет? Уч-ченые они!..
И тут Алдонина посмотрела на капитана с едва скрываемым презрением:
- Вы-то откуда все это знаете, капитан? Тоже мне еще, штабной специалист снайперского дела выискался! Сидите тут, в своей строевой части, бумажки по столу из угла в угол перекладываете! А страну защищать надо! - Рявкнула полковник и в сердцах грохнула кулаком по столу. - И мы будем ее защищать! Даже если придется погибнуть в бою, всем до одного! И без вот таких советчиков-всезнаек, как вы обойдемся!!!
Сиротин, сжал челюсти, спокойно смотрел в глаза распалившейся Алдониной, а та продолжала «метать гром и молнии»:
- Что же касается «иллюзии мастерства», как вы изволили выразиться, товарищ капитан!.. То Партия и Нарком Обороны назначили нас сюда именно для того, чтобы мы не создавали никаких иллюзий, а добросовестно обучали и готовили для фронта классных специалистов! И я все сделаю, чтобы эти решения выполнялись! Все!!! Свободны, капитан! Можете возвращаться к своим бумажкам!.. - Алдонина наконец-то уселась за стол и раздраженно бросила перед собой папку с личным делом, которую все это время держала в руках.
- Есть! - Четко ответил Сиротин, и, подволакивая негнущийся протез, направился к двери кабинета.
Возле которой его нагнали слова уже успокоившейся Алдониной:
- Товарищ капитан…
Сиротин остановился, удивленно обернулся, уже взявшись за дверную ручку, и вопросительно посмотрел на полковника.
- Ногу-то где потерял? - Спросила Алдонина миролюбиво.
Сиротин неопределенно пожал плечами:
- На Финской…
- Как? Расскажете…
Но, видимо, капитан не был склонен сегодня пускаться в воспоминания. Он так же неопределенно ответил:
- Нечего рассказывать, товарищ полковник… Просто не повезло…
Алдонина сочувственно и понимающе кивнула головой и проговорила, уже полностью успокоившись:
- Ну, хорошо… Идите…
«Школа». Офицерское общежитие…
…Уставшая, после целого дня напряженных занятий с курсантами, Мила прикрыла за собой дверь входную дверь, и пошла по, тускло освещенному коридору общежития к двери своей комнаты, когда за ее спиной открылась другая дверь, и сонная женщина-комендант выглянула в коридор:
- Сизова… Тебе письмо…
Мила тут же подбежала к коменданту и посмотрела ей в глаза:
- От кого?
- Я чужих писем не читаю, дочка… Тебе лучше знать, от кого. - И улыбнулась совершенно по-матерински. - Смотри-ка? Не успела приехать, а уже вдогонку письма летят? На! Держи уж!.. А я спать пойду…
Она протянула лейтенанту белый бумажный «треугольничек» письма и тут же закрыла за собой дверь…
- Спасибо вам, Анна Матвеевна… - Прошептала Мила, и посмотрела на письмо глазами, светящимися радостью.
Через минуту она уже открыла свою дверь, и на пол ее «холостяцкого» жилище упал клин слабого света из коридора…
Мила пощелкала выключателем, но свет почему-то так и не загорелся… Тогда лейтенант бросила это бесполезное занятие, подошла к столу, и зажгла настольную лампу под абажуром, и только после этого прикрыла за собой дверь комнаты.
Быстро стянув с себя полевую офицерскую сумку, повесила ее на, вбитый в боковую стенку шкафа, гвоздь. Возвращаясь к столу, на ходу сняла с головы пилотку, расстегнула ремень, бросила все это на стол возле лампы… Поправила простыню, висевшую на окне вместо занавески - женщина, даже в армии, всегда оставалась женщиной…
Расстегнула ворот гимнастерки, бросила подушку в изголовье и легла на скрипучую кровать, не снимая сапог, с наслаждением вытянув натруженные за день ноги…
«…Сережка! - Она посмотрела на бумажный «треугольник», словно боялась его потревожить. - Написал его, наверное, в тот же день, когда я уехала или на следующий… Я-то сюда быстрее добралась, чем почта сработала, но все равно… Всего-то меньше десяти дней прошло, и вот оно, письмо!.. Сереженька мой!..»
Она торопливо вскрыла письмо, и стала с жадностью вчитываться в каждое, написанное таким знакомым, твердым и уверенным почерком слово… …Прошло всего несколько минут, а Мила уже лежала на кровати с закрытыми глазами. Но… Нет, она не спала!.. На ее губах блуждала легкая, мечтательная улыбка очень счастливой женщины, а на груди лейтенанта лежало, уже прочитанное несколько раз, и даже выученное наизусть письмо ее капитана Николаева…
И Мила, уже мысленно, перечитывала его снова и снова, вспоминая каждую запятую:
«…Мила, любимая моя, здравствуй!
С тех пор, как ты уехала, я не получил от тебя ни одного письма. Через штаб дивизии узнал твой адрес и сам решил написать. Не знаю, получишь ли ты мое письмо, но знай, что я очень люблю тебя и жду того дня, когда снова смогу увидеть. Если ты обиделась на мои слова, то прости!.. Пройдет время, и ты поймешь, что я был прав…
Обнимаю и целую тебя.
Твой Сергей…»…
Она еще и еще раз вспоминала каждое слово этого письма, и думала:
«…Сережка-Сережка!.. Любимый мой капитан Николаев!.. Как же я по тебе скучаю!.. Глупый ты мой комбат!.. Неужели же ты подумал, что отправив меня сюда в «Школу», ты навсегда оградил меня от фронта? Ну, уж нет, любимый!!! Плохо же ты тогда меня знаешь!.. Мы еще встретимся! И очень скоро!..»