Капитан Онищенко только что не облизнулся плотоядно:
- А вот это мы еще посмотрим!.. Ты у меня послужишь старшиной, гад… На всю жизнь запомнишь! Если не сдохнешь… На выход!..
Старшина-разведчик только улыбнулся, взглянув не Зои, и вдруг… Весело подмигнул!.. …Через минуту за окном кабинета командира полка послышалась команда:
- По машинам!
Взрыкнули моторы, по стене опять мазнули желтые пятна света, и шум стал удаляться…
- Ну, вот и отбились, с грехом пополам… - Проговорил полковник.
- Как же он теперь-то? - В глазах Зои стояли слезы.
- Степаныч - мужик тертый… - Проговорил капитан Карпин. - Выскочит! Чай и не из таких передряг выскакивал!.. Всего-то недельку его и не будет в роте, а потом вернется…
- Денисенко сказал, что лично проконтролирует, Зоя Павловна… - Проговорил полковник, закуривая очередную папиросу. - Пообещал, что старшина в штрафбате не больше двух недель задержится! Сказал, что такими разведчиками разбрасываться - непозволительная роскошь… Только бы не забыл в запарке - скоро наступление…
- Вот то-то и оно… Только бы про Петра не забыли!.. А неделю в штрафбате во время наступления еще суметь прожить надо… - Проговорила Морозова громким шепотом. - Что ж это за день сегодня такой, проклятый?.. Сначала Ванечку потеряли… А теперь и Петю… У меня ж больше и нет никого!..
- Ладно!.. Дело прошлое!.. Отбились и то хорошо… - Поставил «точку» во всей этой истории Николаев, и посмотрел на капитана Карпина. - Нам, разведка, и в самом деле надо обсудить кое-что… Если бы не это дело… Вам сегодня все-равно пришлось бы со мной ночь коротать - получено задание провести разведку тылов противника, капитан…
Карпин красноречиво посмотрел на сержанта Онопкина, перехватил взгляд полковника и сказал тихо:
- Иди Игнат Поликарпыч… Нечего тебе уже здесь… Теперь дела секретные пойдут… В машине посиди…
- Да я и сам уж подумал… - Ответил сержант, встал по стойке «Смирно», и обратился к комполка, как старшему по званию. - Разрешите идти, товарищ полковник!
- Идите, Онопкин… - Ответил устало Николаев. - Все что могли, вы уже и так сделали…
Сержант уже взялся за ручку двери, когда его чуть было этой же дверью не сшибли…
Апрель 1945 г. Там же…
…- Товарищ полковник! Товарищ полковник! - Его глаза горели безумным огнем. - Отпустите! Отпустите меня в разведроту! Христом, Богом прошу! Не могу я больше в штабе! Хоть расстреляйте!!!
Ефрейтор буквально ввалился в кабинет комполка, и теперь стоял между полковником и разведчиками:
- Я умею, товарищ командир! Я не подведу!!!
Николаев просто смотрел на своего ординарца с легкой ухмылкой, в ожидании, что же будет дальше.
А тот никак не унимался:
- Товарищ капитан! Возьмите меня к себе в роту! Я не подведу! Яшка-цыган еще никого не подводил!
- Опять «ухо грел» под дверью?!! - Грозно свел брови на переносице полковник. - Может тебя полковым «контрикам» отдать, ефрейтор, чтобы они с тобой разобрались по полной?!!
- А че там ухо-то греть?!! - Возмутился пацаненок. - Тут так орали, что на улице было слышно! Отпустите, товарищ полковник! Мочи нет больше, в штабе сидеть! Я же цыган!!! Я простор люблю!..
Ординарец вдруг расстегнул пуговицу гимнастерки, полез во внутренний карман, и вынул оттуда… Небольшой сверток, в холщовой тряпице… Почти «один в один» такой же, как сдавали разведчики, перед выходом на задание…
- Оп-па! - Проговорил сержант Онопкин, подозревая чутьем настоящего ротного старшины, что будет дальше. - Ну-ка!.. Покажи себя!..
Яшка развернул тряпицу, и…
Протянул свое «богатство» к «главному полковому разведчику»:
- Вот, товарищ капитан! Сами смотрите!..
На протянутых, слегка подрагивавших, ладонях парнишки, на тряпице, поблескивали орден «Красной Звезды», две медали «Отваги» и медаль «Партизану Отечественной войны» 1-ой степени… -…Я же с 41-го года в разведке!.. Правда, я тогда еще совсем мальцом был… - Ефрейтор просто захлебывался словами, пытаясь сказать их как можно больше. - У меня и опыт есть, и знания подрывного дела!.. А уж хитрости… Так этого хоть отбавляй! Кто сможет настоящего цыгана перехитрить!.. Я и с лошадьми умею, если надо будет… Возьмите меня к себе, товарищ капитан!..
Он посмотрел в пол, потом обвел взглядом огромных, черных, маслянистых глаз всех присутствующих, и проговорил, думая, что это его последний аргумент: