Поезд, заметно стал убавлять ход.
– Я не могу с больной рукой прыгать, – заколотился старшина.
– Начали, – распорядился Витька, отходя в сторону от открытой двери,– Первый пошел!
Я последним, мне еще «хомута» этого однорукого, выкинуть надо.
– Почему это «хомута»? – зашипел от возмущения Васька.
– Это я тебя, еще ласково называю. Висишь на шее, как раз, как хомут, а подвиг совершить в виде прыжка не могешь. Опять тебе надо помогать. А выкидывать тебя кому? Опять нам. Хомут и есть,– пояснил Витька.
– Полководец, сигай сам, а то он тебя вниз головой выкинет,– посоветовал Сашка.
– Ну как, надумал? – напугал старшину, громко рявкнув прямо в ухо «руководитель полетов»
– Я сам, – заторопился Васька, – сам. Пусть вам стыдно будет.
– Стыдно у кого видно, а у нас все застегнуто, – ответил Витька, беря его за шиворот.
– Красный на семафоре, скоро остановимся, – от двери сказал Сашка,– повезло инвалиду.
–Разойдись, прыгаю! – не слушая его, ринулся в проем, открытой двери, старшина.
– Я говорю, остановиться, подожди, – попытался еще раз остановить его Сашка.
– Чего ждать? А потом снова разгоняться? – крепко прижав к себе больную руку, Васька пропал в дверном проеме.
Поезд, пройдя еще метров двести, лязгнув буферами, остановился.
57
Друг за другом они по ступенькам сошли с вагона, и подошли к лежащему и охающему Ваське.
–Был хомутом, стал седлом, носить теперь его будем. Как бы этот парашютист, позвоночник себе не сломал? Затяжным ведь шел, низенько, – смотря на старшину, предположил Витька.
– Сдуру и «инструмент» сломать можно, прыгал-то с прижатыми руками,– согласился с ним Сергей.
– А чего ждать? Прыгать надо, – хмыкнул, Сашка, вспомнив про «эксперимент».
– Заржал «гинеколог», чтоб тебе, – выругался старшина, и так и не дождавшись слов сочувствия начал подниматься.
Подождав отправления поезда, покурили Васькиного «Беломора», а потом пошли в обратную сторону, на встречу со своим эшелоном.
– Вот страна, все через задницу. Шпалы и те, по шире положить не могли, ногу не раскинешь. Иди, мельтеши, да спотыкайся. Того и гляди, опять долбанешься, – посетовал старшина на короткий шаг, из-за близко лежащих шпал.
– А ты этого, так не оставляй, тем более, что ты, через это пострадавший. Уж, чего, а опыта у тебя выше крыши. Тем более и время сейчас твое. Возьми и накатай «меченому» так, мол, и так. Этому дурику, все равно, чего перестраивать, возьмет и шпалы переложит. Глядишь, в Москву пригласят, по телику, как «прожектора перестройки» покажут. Таких как ты, им точно недостает, – предложил Сашка.
– А в Москву-то с чего вдруг? – остановился старшина.
–Как это с чего? Шаг замерять, – захохотал Сергей, – штаны, по шире одень, чтоб мотню не разорвать.
– Пошли вы, – начал сопеть старшина, первым признаком обиды.
– А чего ты обижаешься? Все может быть. Сейчас главное что? – встрял Витька в разговор.
– Что? – переспросил Васька, начиная сопеть пореже.
– Мнение народа, сейчас главное, – ответил Витька, – а ты среди, вон, хотя бы нас. Самый яркий представитель, этого самого народа.
– Это почему? – сопение вообще прекратилось.
– По качану. Ты один из нас, который лычки старшинские заработал. Дальше смотри. Серега он, тоже старший сержант, но лычек пока не нацепил, а ты? Ты сразу в лычки. И чего получается, Серега считай, как все мы рядовой, а тебя сразу занесло в начальники.
– Идите вы все, на … хутор бабочек ловить, – решил все-таки обидеться Васька, и резко убыстряя шаг, пошел вперед.
– Енто, кто израненный, скачет впереди, – пропел ему в спину Сашка.
– Не останавливай, набрал скорость, пусть шлепает. Остановиться, нам же хуже: закрякает, заохает, заноет. Хлопот не оберешься, – посоветовал Сергей.
Спотыкаясь о шпалы, временами вспоминая, «нежными и ласковыми» словами безвестных укладчиков шпал, четверо отставших бойцов, медленно, но уверенно, шли навстречу своему эшелону.
Спотыкающийся, на добрые полтораста метров, впереди, старшина остановился и начал махать над головой, здоровой рукой.
– Неужели рельс, подорванный обнаружил. Везет же, Ваське, как утопленнику, – засмеялся Сергей.
– Скорей эшелон увидел, он же ближе к повороту, – предположил Сашка.
Они совсем немножко, не дошли до старшины, когда из-за поворота, показался локомотив. По первым же пассажирским вагонам, в открытые окна которых, смотрели люди в военной форме, они признали свой эшелон.
Старшине, даже показалось, что из одного окна, ему погрозил кулаком замполит, и теперь он стоял, пропуская вагоны, а губы шевелились, шепча что-то вроде молитвы.