«Москвич» мазнул зеленым бликом, и скрылся за поворотом.
Я пригнулся, выглядывая в небо. В белесой рванине туч ширились голубые прогалы, обещая ясную студеную высь.
«У индивидуалистов не извилины, а загогулины, раз они так пугаются зависимости, привязанностей… — мои губы дрогнули в невольной улыбке. — До чего же здорово зависеть от родимых женщин!»
— Ма-ау! — Коша активно потерся о мои ноги.
— Жрать хочешь, что ли? — изобразил я удивление.
Кот басисто мурлыкнул, и облизнулся.
— Сначала я! — хозяйский голос звучал до того непримиримо, что котяра понурился, изображая самое несчастное существо на свете.
— А еще говорят, что нами женщины манипулируют… — проворчал я, накладывая в Кошину миску. — Лопай!
Урча, зверюга набросился на завтрак, а мне досталась половина глазуньи, еще теплой, с колечками помидорок и непременной «зелепушкой» — Рита помешалась на луке, укропе и прочих «вершках». Впрочем, «корешки» она нам тоже скармливала, как зело полезные…
Без пятнадцати девять я был готов к труду и обороне.
Тот же день, позже
Щелково-40, проспект Козырева
Сразу за порогом НИИ Времени меня закрутила, завертела маета текучки. Замдиректора — это, может, и статусно, но до чего же хлопотно и скучно!
Отбившись от нудных приставаний особистов, выслушав бодрый доклад Ромуальдыча, я заглянул в аналитический отдел — отдохнуть душой в женском коллективе.
«Малинник! — мелькнуло у меня. — Работа кипит…»
Ядзя с Наташей изящно прислонились к испытательному стенду и, небрежно отодвинув тестеры, оживленно листали польский журнал «Мода».
Лизавета неуклюже вязала шарфик, сверкая спицами — лохматая мохеровая нить тянулась из выдвинутого ящика стола, где перекатывался клубок. Женские губы шевелились — Лиза считала петли.
Ударно трудилась лишь Алла Томилина, фигуристая практикантка из ленинградского Физтеха, натуральная блондинка и большая умница, обожавшая притворяться глупенькой очаровашкой.
Сосредоточенно закусив губку, Томилина стояла у колонны электронного микроскопа, подгоняя фокусировку. Завидев меня, она обворожительно улыбнулась.
— Добренькое утречко, Михаил Петрович! — практикантка незаметно оказалась на «пионерской дистанции» с замдиром.
— Добренькое, — отзеркалил я девичью улыбку.
— Михаил Петрович, а вот… Давно хотела спросить… Это правда, что Госпремию вам за ОГАС дали? — Алла распахнула голубые глазищи.
Они сияли столь невинно, что обычная моя стыдливая настороженность вблизи от красивой девушки поменяла свой знак на снисходительность. Лиза, правда, предупреждала меня, что у Аллочки начался весенний охотничий сезон — «Бублик» с Почкиным уже пали жертвами в борьбе роковой. Но у меня-то опыт! Если сложить обе моих жизни, то лет девяносто. Да больше уже…
И я различал в глубине метко стрелявших глазок темные, опасные огонечки — знойного призыва и шалой готовности на всё.
«Ну уж, нет уж!» — решимость моя была тверда.
— ОГАС, Аллочка, занимались Глушков и Китов, — бегло улыбнулся я. — За мной только подсказка для Госкомупра — не делать сеть жестко централизованной, а то одной ракеты хватит, чтобы накрыть какую-нибудь РАСУ, и — хлоп! — вся республика отрезана… Понимэ?
— Понимэ, — Томилина ослепительно улыбнулась, но в холодеющих зрачках оседало разочарование. Напоследок девушка повернулась, задевая меня тугим бедром, и я еле удержался, чтобы не шлепнуть прелестницу по мягкому месту.
Зато поймал одобрительный взгляд Лизы Пуховой — та ревниво относилась к «молодой смене».
— Наташ, — пользуясь служебным положением, я вклинился между модниц, — что там со вчерашним образцом?
— А вот! — Киврина бойко повернулась, цепляя распечатку и протягивая мне. — Всё, как в той серии с недельной дистанцией.
— Вырожденность материи минимальна, — подала голос Томилина.
— Угу… — глубокомысленно выразился я, просматривая сухую цифирь.
— Вот бы на месяц тому вперед! Хотя бы в будущее… — вздохнула Ядвига мечтательно. — А то тянут с этой АЭС, тянут… Сколько можно?
— Сколько нужно, — я вернул листки Наташе. — К лету раскочегарят реактор, и будет нам счастье!
— Миш, а ты читал статью Боуэрса? — резко выпрямилась Лиза, пряча вязание в стол.
— Володька ее на сайт выложил! — похвасталась Киврина.