— Машечка! Машечка! — отвечал я, смеясь и платонически тиская близняшку. — А Светланка где?
— В анатомичке! — испуганно округлила глаза Шевелёва. — У-ужас! Я туда как-то заглянула разок — и мне дурно стало. А Светке хоть бы хны. Зубрит латынь и копается в этих… в организмах! «Тебе разве не противно?», спрашиваю, а она, удивленно так: «Я же, говорит, в перчатках!» Представляешь?! Светка сказала, чтобы без нее начинали… Пошли, пошли!
— Иду, иду!
Меня переполняло знакомое приятное нетерпение, когда ты возвращаешься после летних каникул, и встречаешь одноклассников — всё таких же и немного других. Подросших, загорелых, отъевшихся на фруктах-овощах. А я своих школьных подружек месяца два не видел точно!
Тимоша с Альбиной заселились в двухкомнатный блок, разделяя удобства с тремя студентками истфака. Исторички куда-то ускакали, зато комната наших девчонок гудела от говора и смеха.
— И чё? — вопил Изя воинственно. — Думаешь, арабы на наших полезут?
— Ну, мон шер… — донесся голос Жеки Зенкова, тянувший жеманную иронию. — Это, смотря кого ты считаешь своими. Израильтян?
— Ты чё, совсем?!
— Блин-малина! — выразилась Рита. — Хватит вам о политике!
Во мне всё сладко сжалось при звуках ее голоса, а вот и она сама…
Девушка замерла в дверях на долю секундочки. Взмахи ресниц словно раздували темные огоньки в глазах, и вот вспыхнула ослепительная радость.
— И-и-и! — с восторженным писком Рита бросилась ко мне, целуя, куда придется. Гладкие ручки закалачились вокруг моей шеи, и я «поплыл» на волне подзабытой услады.
— Разлученные встретились после долгой «картошки»! — с выражением прокомментировал Дюха.
— А-а! — донесся Тимошин голос из комнаты. — Явился, не запылился!
Порог переступила Зиночка в платье с выпускного. Чмокнув меня в щечку, уперла руки в боки и сурово спросила заробевшего Андрюху:
— Ты где был?
— В колхозе, Зиночка! — преданно вытаращился Жуков.
— В строгости держит, — шепнула мне на ухо Рита. — Пошли, не будем смущать Тимошу.
Она за руку провела меня в комнату, оклеенную дешевыми обоями в цветочек. С приемом гостей девчонки не заморачивались — развернули письменный стол, выставив его между кроватями и застелив новенькой клеенкой, еще хранившей линии сгибов. Оба стула, помеченные белыми инвентарными номерами, заняли Динавицер с Зенковым, а остальным, по замыслу, предлагались «коечные» места.
— Гарин! — радостно заорал Изя. — Ты опять без гиперболоида?
— Лучевой шнур распустился, — нацепил я ухмылку типа «гы». — Жека, а ты-то здесь каким боком?
— Правым, мон шер ами! — расплылся Женька. Вскочив, он протянул мне руку через стол. — Ну, и левым… Я в июле еще один экзамен сдал — в техучилище. Экстерном! Ромуальдыч помог.
— Ромуальдыч — человек!
— Так, еще бы… Помнишь же, какая у нас "практика" была? Одних движков штук десять перебрали! Ну, и выдали мне «корочки»… Автослесарь 3-го разряда! А пока вы на колхозных полях резвились, я на «ЗиЛе» вкалывал.
— Лимита! — захрюкал Изя, давясь от смеха. — Понаехали тут…
— Ой, Изя! — тут же вмешалась Альбина, в порыве педагогического негодования. — Как скажешь чего-нибудь… Тарелки лучше подай. Вон, на подоконнике!
Рита крепче обняла мою руку и прижалась тесней.
— Совсем, как в школьные годы, — памятливо улыбнулась она. — И в том же составе!
— Не ностальгируй, — отзеркалил я ее улыбку. — Рано тебе еще.
— Я соскучилась! — шепот втек, опаляя ухо. — Сильно!
Темный нутряной жар всколыхнулся во мне, раскручиваясь и властно занимая мысли.
— Хватит к Мишечке приставать! — Тимоша появилась у двери, разрумянившаяся и отмякшая.
— Мишечка — мой! — мурлыкнула Сулима, подлащиваясь.
— И мой!
— Ой, и мой тоже! — послышался Алин голос из прихожки.
— Миша — наш, общий! — с чувством сформулировала Маша, внося бутылку «Мартеля» с фиолетовой кляксой штампа ресторана на красной этикетке. Держа сосуд обеими руками, она торжественно выставила его на стол. — Наш общий! Вот!
— Отвали, моя черешня! — черные Ритины глаза заблестели умильной лукавинкой.
— А помогать кто обещал? А? — грозно нахмурилась Тимофеева.
— Ладно, ладно… — заворчала Рита, гибко вставая.
Девушки живо накрыли на стол, не жалея гостинцев из дому. Одного сальца сколько — и охряного от перца шпика, и розоватых шматиков с мясными прослойками, да с рубленым чесночком… М-м… Парящие, только что отваренные сосиски Маша притащила с цокольного этажа — там стоял ларек. Надо полагать, для откорма голодающих студиозусов. Нарезанный «Орловский» она прихватила этажом выше, в столовой.