— А неча рвань дряхлую да на чистый-то стол класть! — Возникла из ниоткуда баба Глаша и подперев бока руками, приготовилась защищать свои деяния, — моешь тут им, драишь, полы воском натираешь, сукно ихнее заморское хлебной коркой до чиста вычищаешь, а они-те – хрясь! И книжки драные да на чистое сукно! — Громко возмущалась санитарка.
— О, Господи! — Геннадий Вадимович слушал бабу Глашу, безнадёжно приложив растопыренную ладонь к щеке, — Глафира Антоновна, — строго сказал он, — уж сколько-то раз говорено вам было не трогать ничего-с с моего рабочего стола! О, Господи, — воскликнул он с ещё большим отчаянием, — вы же, сердобольная вы наша, первый экземпляр книги выпущенной в России в утиль-то списали! Полагаю, что труд Зигмунда Фрейда "О сновидениях" постигла участь творения Уэллса?
— А, эта книженция с непотребными картинками? — Без тени сожаления о содеянном спросила баба Глаша.
— О, Господи, Господи! — В сердцах возмущался Геннадий Вадимович, — смею предположить, милейшая, что столь печальной участи удостоились и другие-с издания, посмевшие своим дряхлым видом омрачить ваш ясный взор?
— А-то, — снова без нотки раскаяния, даже с некоторым вызовом ответила баба Глаша, — у Вас, уважаемый Геннадий Вадимыч, уж цельный сервант всякой рухлядью заставлен! Скоро мухе-то и сесть негде будет! А книжиц вашенских дранных-то сколько? Ещё один цельный шкаф! А убирать-то кому труху-то с книжиц? Труха-то с книжиц сыплется! Всё мне, да мне?
— И, что прикажете делать-то с вами, а? Глафира Антоновна, ну право, сколько раз говорено-переговорено то было, что мои трухлявые, как вы выражаетесь, книжицы, мне нужны для работы! Понимаете, для работы!
— Ой, уважаемый Вадимыч, не понимаю! — Искренне призналась баба Глаша, — берите для работы новые чистые книжки, делов-то! Книжки-то они и есть книжки – все с одинаковыми буквами!
— Ох, добрейшая, Глафира Антоновна, давайте-с снова условимся, что книжицы мои вы трогать не будете, даже самые рваные и трухлявые! А сейчас, будьте так любезны, милейшая, — Геннадий Вадимович цепко ухватил, упирающуюся бабу Глашу за локоть и настойчиво повёл к двери, — вы меня отведёте туда-с, куда ранее коробку с книжицами оттащили! А, ты, обалдуй, — это уже строго к Андрюшеньке, — с нами пойдёшь, гляну-ка я какие ты томики для себя схоронил! — И уже по-доброму добавил, — ты, пойми голубчик-Анрюшенька, не жалко мне для тебя книжиц. О головушке твоей-то буйной пекусь! Начитаешься ведь чего не попадя, а потом бузить будешь!
— А он и так бузит, — начала ябедничать баба Глаша, — вот давеча подвал краской извазюкал... белой краской, заморской, дорогой! И микстуру в клозет спускает!
— А-а-а, ба-ба-ба Г-глаша, за-заставляет ме-ме-меня... — тут же начал оправдываться Андрюшка.
— Всё, всё! Полно вам обоим, — строгим взглядом Геннадий Вадимович прервал взаимные наговоры бабы Глаши и Анрюшеньки, — устроили тут балаган при Оленьке! Вон все пошли! В кабинет мой, разбираться! А то вишь, распоясались у меня! Одна книжицы со стола-с нужные тащит и в утиль определяет, второй микстурой казённой разбрасывается! А вы, душенька, — это уже к Ольге совершенно другим, заботливым тоном, — отдыхайте, милочка! И книжицу-то про машину времени найдите и прочтите. И отчётик мне рукописный о прочитанном подготовьте. Вот всё, всё пишите, что понравилось, что не понравилось, что душу затронуло!
Ольга с улыбкой на лице провожала взглядом растворяющуюся в воздухе троицу. Ещё некоторое время, засыпая, она тихо хихикала, вспоминая сцену с пропавшей со стола книжкой.
На следующее утро она пошла в больничную библиотеку.
Старенькая, седая как лунь, библиотекарша при виде девушки оживилась:
— Проходи, девонька, тебе какую-то конкретную книгу доктор рекомендовал, или просто что-то почитать?
— Мне доктор ничего не рекомендовал, — робко уточнила Ольга, — я сама захотела... две книги можно?
— Да хоть десять, — улыбнулась старушка, — если они не запрещены для пациентов. Название говори.
— "Машина времени" Уэллса и "Толкование снов" Фрейда...
— Фрейда не дам, — сказала, как отрезала библиотекарша, — запрещено давать книги по психологии пациентам. Это осложняет лечение. А вот Уэллса сейчас поищу, помню где-то был...
— А у вас было, — осмелев спросила Ольга, — самое первое издание?