– Подобно нам они скорбят. В дни страстей Господних, мы вспоминаем те дни поругания Богочеловека, а апостол и матерь Божья видели то своими глазами. Как тут не возрыдать. – сказал Миролюбов тоже смотря на роспись.
– Вот и мне в последнее время как-то грустно. Уныние поселилось в душе моей. Ведь я столько зла совершил. Я ополчился на тебя, и если бы ты ответил мне тем же, то я бы увидел в тебе себя, и жил бы сколь и прежде. Но ты оказался другим, в тебе я словно в зеркале различил свою злобность, с которой некогда мирился, принимая как за должное поведение. – здесь он обернулся и осмотрел Миролюбова. – Для чего ты пришел? Упрашивать меня не трогать Анну?
– Вовсе нет, если ты действительно любишь её, то я готов отдать её тебе. Если ты целомудренно будешь с ней обходиться, то я уступлю её тебе.
– Очень интересно. – почти рассмеялся Вольнодумцев. – Заманчивое предложение. Знаешь, а твою выходку могут окрестить слабостью, ведь ты добровольно отдаешь свою подругу сопернику, то есть мне. Впрочем, тебе такое не впервой слышать.
– Я желаю вам добра и никого не смею обижать. – скромно ответил Миролюбов.
– Но обиду нанесешь самому себе, что весьма жертвенно с твоей стороны. – усмехнулся Вольнодумцев, затем проговорил серьёзно и вдумчиво. – Я мечтал увидеть любовь в её глазах, но не узрел ничего такого, только женскую блудливость в ней почувствовал. Видимо они практически все блудницы. Стоит только проявить к ним мужественность, упорство, силу, как они сдаются, они готовы согрешить, потому, что они не могут понять, где пролегает грань, где разница между блудом и зачатием с последующим деторождением не с разумной точки зрения, а с эмоциональной, чувственной. Как только они встречают достойного мужчину, так они сразу забывают о грехе, они всем телом своим желают зачатия, пускай и фиктивного. Тебе сего не понять, ведь ты им не нравишься. Однако я изучил их повадки и с успехом пользуюсь своим опытом. – здесь он поправился. – Раньше пользовался. Сейчас же мне противно вспоминать о том.
– В мире живут и другие девы, коих не соблазнить, они верны девству своему. – заявил Миролюбов.
– Конечно, такие девушки существуют, но их очень мало, и многие из них находятся в монастырях, потому они невидимы для мира. Мы же хотим увидеть живой пример современной девичьей чистоты, но не видим их. А Анна отмечена моим поцелуем, я единственный кто вкусил её. – не без самодовольства заявил Вольнодумцев. – Может быть, ты будешь жить с ней, вы обвенчаетесь, но тебе придется жить с тою мыслью, что её губы принадлежат мне, её уста греховны.
– Неправда. – возразил Миролюбов. – Она покаялась пред Богом в том, на ней нет более греха.
– Что правда то правда. – согласился Вольнодумцев. – Но шрам от моего поцелуя навсегда останется на её губах, и ты будешь помнить о том и ужасаться.
– Для меня главное – сохранить её девственность. – сказал Миролюбов.
– Вздор, этим ты желаешь в первую очередь уберечь себя, чтобы ты ни говорил, ты всегда думаешь только о себе, только о сохранности собственной девственности печешься. – отмахнулся от него Вольнодумцев.
– Себя я могу уберечь, мне сие дается легко, ибо меня никто не соблазняет. Но кто убережет её? Я постоянно думаю о ней, ведь всюду ей грозит опасность.
– Почему же ты хочешь отдать её мне, самому опасному их всех? Хотя я понимаю твой умысел, ты желаешь проявить ко мне христианскую любовь. Но тем самым ты обидишь её, ту, которая тебе столь дорога. Ты можешь только одного обогатить, а другого лишить блага. Потому только к одному из нас ты можешь проявить любовь. – возразил Вольнодумцев.
– Я проявлю любовь к тому, кто менее всего её заслуживает, дабы он, недостойный, узрев благородство и добродетельность мою, оставил порочность и злость души своей. Почувствовав любовь мою враг образумится и не тронет, не сделает зла любимой моей. – вдумчиво высказался Миролюбов.
– Весьма наивно так полагать. – заметил Вольнодумцев. – Но это слова истинного христианина, который заведомо обречен на нищету земную. Думаешь, девушкам это нравится?
– Несомненно, ведь девушки это цветочки Божьи, девушки это красота Божья. И помыслить страшно о нанесении вреда сей красоте. Они достойны лишь бережного отношения к ним. Наше мужское призвание беречь их невинность и чистоту. Потому я призываю тебя не портить их, но защищать от греха. – молвил Миролюбов напоследок.
Вольнодумцев не знал, что ответить ему, в душе своей, принимая правдивость и верность сих слов, однако он осознавал свою слабость перед искушением. Он не может назвать злом то, что другие принимают за естественность и норму поведения, и ему хочется быть среди таких людей, и не быть вне их общества, пускай и развращенного и низкого, это невозможно при его статусе. Совесть же говорит ему об обратном положении, она просит отказаться от той дурной компании, требует свободы от вериг греха. Оные разные устремления ныне разрывают душу Вольнодумцева, и чем далее он слушает речи Миролюбова, тем ожесточенней совесть возвышает голос свой праведный, с коим никакому соблазну уже не совладать, глас сей не заглушить воздыханиями плоти бренной.