Глава тринадцатая. Дева
Год спустя вышеописанных событий Миролюбов направился в парк, он чувствовал, что именно там решится его судьба. Уже начало холодать. Он шёл по ковру из опавших листьев и вдалеке, словно видел Анну, которая прогуливалась по парку с детской коляской. То было, будто видение или же это и был вымысел, он не смог разобрать, ибо она вскоре скрылась среди тропинок. Значит, она сделала свой выбор, столь далекий от мечтаний Миролюбова. Отныне их жизни более не соприкоснуться, и это единственное касание, которое он себе позволил, он слегка прикоснулся к её жизни и навсегда исчез. Люди не видят его, а если замечают, то хотят чтобы он быстрее испарился, более не мешал им жить, не докучал честностью, нравственностью, своим примером порядочного человека. Они хотят смотреть на людей и видеть себе подобных, хотят видеть своё отражение. А в нём они различают нечто чуждое, нечто обличающее их поступки, осуждающее их помыслы и речи. Само его существование судит их, потому они не желают ни видеть его, ни слышать, ни знать о его жизни.
“Целомудрова Анна – я выдумал тебя” – говорил себе Миролюбов. – “Тогда на остановке мы не столкнулись, мы не встретились. Ты даже не посмотрела на меня, даже не подумала обо мне. Но нет! Ты была там, ведь таких как ты много, ведь каждая девушка когда-то была целомудренной и девственной. Одни остаются таковыми, другие блудят, или же выходят замуж и рождают детей в браке, но все вы, коих я видел, или когда-либо встречал, были как она, каждой из вас предстояло избрать свой жизненный путь. Мне горестно понимать тот факт, что мне не спасти вашу девственность. Я бы желал уберечь вас, но, то мне не по силам, ибо я не совесть ваша. Я не Бог. А ведь Бог более нравственен, нежели я. Ему более меня противно всякое насилие, Он совершенно миролюбив. Богу более противен всякий блуд и прелюбодейство, ибо Он есть Перводевственник, Его девство совершенно. Во мне же столько страстей, которые словно змеи ползают по моим венам, заползают в самое сердце, отчего оно готово разорваться. Но молю, Господь мой, огради меня от всяко зла и от лукавого, очисти от всякой скверны, и да будет всё по воле Твоей” – столь истово взывал Миролюбов душой своей. Напоследок сочинив видению своему оные строки:
Свети сколь и прежде незабвенно,
Украшая мир своей улыбкой и красой.
Ступай по жизни кротко, но не согбенно,
Освещая путь доброй ласковой звездой.
“Отныне мне следует мыслить не только о целомудрии, но и о миролюбии” – думал Миролюбов. – “Для меня жизнь невинного ребенка столь же ценна, сколь и жизнь убийцы покушающегося на жизнь ребенка. Они равноценны, ибо мы не вправе судить людей, чтобы они не совершили. Мы вправе осуждать сам грех и бороться с зачатием греха в человеке, с той пропагандой зла. Нужно узаконить то положение, при котором будет проповедано, что никто не достоин насилия, но только любви и милосердия”.
Он думал, таким образом, а затем словно отчаялся, вспоминая, сколько военных конфликтов, возгорается то там, то здесь. И с экранов телевизоров похваляются тем насилием, говорят цифрами, сколько было убито тысяч людей, коих кличут злодеями, кои таковы и есть, но сие не означает, что тех нужно истреблять. Насилием хвалятся, а Миролюбов всякое насилие осуждает. Он шёл по парку и разрывался от негодования. Почему мир не может вовсе отказаться от насилия, ведь он, Миролюбов отказался, в своей жизни он никого и никогда не ударит, не воспламенится гневом. Почему же другие не хотят жить подобно миролюбиво?
Греховно желание обладать властью, желание одних властвовать над другими, начальствовать и издавать приказы также греховно. Именно сей грех создаёт страны, патриотизм, войны, так люди создают себе кумира в виде страны, куска земли, и ради сего праха они готовы пойти на преступления. Самое настоящее безумие, которое никак не может ослабнуть. Важно лишь одно разделение, человек либо христианин, либо человек пока что не принял Христа в сердце своё. Всё остальное от лукавого. Причем христианское разделение не предполагает никакого насилия, ибо оно запрещено самим Богом, христианство заповедало любовь между людьми и ничего более сего. Когда человек один, то в одиночестве он мыслит по-своему, опираясь на слово Божье. Но попади он в толпу, то здесь ему предстоит либо безмолвно стоять, оставаясь при своем мнении, либо влиться в движение толпы, которая весьма заразительна и, как правило, устремляется лишь к злу. Воюют толпы, причиняют самый большой вред толпы, вредоносно объединяются ради свершения зла, но в начале принуждают людей присоединиться к единомыслию. Поэтому в людях, столько противоречий, в уединении они мыслят о духовном, о братолюбии, но стоит им вспомнить о благе страны, о своем народе, так сразу ими попираются все христианские заповеди миролюбия и любви к врагу. Они определённое количество людей возносят над другими, они делят людей, говоря, что те плохи, а те хороши, потому что свои, а те якобы чужие, здесь вырисовывается языческое восприятие мира. Заблуждающиеся толпы вбирают в себя умы богословов и учёных, и те произносят антихристианские речи, оправдывают войну и воинство, тем самым умножают зло на земле. Ведь похвала злу действует на толпу так, что она от такой похвальбы лишь укрепляется в злодействе.