Ждет и смотрит: нет, камни как камни. Не хочет бог показать свою силу, не хочет помочь Пав. тиковой маме; не слышит он или спит? И решает Павлик, что бог — старый и далекий. А может быть, и скупой он? Или надоели ему люди? Что?
Устал молиться, устал спрашивать Павел и заснул. Придется, видно, хлопотать самому.
28Один из последних дней занятий в деревенской школе остался в памяти Павлика.
Сначала все шло обычно. Преподавала Ксения Григорьевна. Павел лениво слушал объяснения и посматривал, по обыкновению, в окно. Из окна видны каретники дома дяди Евгения, и Павлик смотрел, как чистил на пороге конюшни дядиного коня кучер Фрол. «Числительные бывают количественные и порядковые», — рассеянно слушал Павел; затем он увидел, как три девчонки, горничные дяди Евгения, прибежали к Фролу и, размахивая руками, потащили его к дому. Во дворе сделалось шумно еще шумнее оттого, что в школе наступила «большая перемена» и все дети высыпали на двор.
— И стекла разбиты, и дверь взломана! — кричали во дворе бабы.
Учительница подошла к ним, за нею приблизился Павлик.
— Что случилось? — спросила Ксения Григорьевна.
Перепуганные бабы стали объяснять торопливо, что в барском доме обнаружилась покража: было разбито стекло в двери на террасу, и в буфете было украдено серебро.
— А где же Евгений Павлович? — тревожно спрашивала учительница, — Он же был дома?
Подбежавшие горничные объяснили, что Евгений Павлович уехал кататься с жилицей, что за ним послали нарочного, что серебра украли «страсти» и нечем обедать накрывать.
На суматоху вышел из дома и учитель Петр Евграфович. Он казался взволнованным, расспросил, в чем дело, и сейчас же, захватив в свидетели Фрола, повел его исследовать место покражи.
— Разве ты не на охоте? — спросила Ксения Григорьевна мужа.
Петр Евграфович отвечал, что вернулся с полдороги, так как обрезал нечаянно руку, и стал торопить Фрола «осмотреть горячий след».
Среди этих разговоров во дворе задребезжали дрожки, и показался дядя Евгений с Антониной Эрастовной.
За ними скакал на взмыленной лошади верховой.
Учитель, завидев помещика, поспешил к экипажу и, горячо размахивая руками, стал рассказывать ему. Подошла и Ксения Григорьевна и с нею Павлик. Петр Евграфович говорил, что надо дать знать уряднику, следовало бы оцепить облавой и парк, а Павлик стоял подле и думал: «Зачем он так суетится, когда дядя Евгений спокоен и тих?»
В самом деле дядя Евгений нисколько не волновался. Он и вообще был всегда весел и ровен, а здесь и совсем не сердился.
Ну, солдатское добро не пропадает. Оно и в огне не тонет, и в воде не горит! — весело сказал он и светлыми смеющимися глазами поглядел на Ксению Григорьевну (Антонина Эрастовна тотчас же по приезде ушла).
И они пошли в дом, и впереди шел громадный Петр Евграфович и все суетился, а за ним, разговаривая по дороге, неторопливо брели Ксения Григорьевна и дядя Евгений. Поплелся за всеми и Павлик… Он не знал, что ему делать, но почему-то думал, что и ему надо идти посмотреть на воров.
Но странно было заметить: когда вошли они в полутемные сени, увидел Павлик, как на талию Ксении Григорьевны легла мускулистая дядина рука и как осторожно отстранилась учительница от него.
— Ничего, не жеманьтесь, Ксеничка! — сказал дядя негромко. Здесь нет никого. — Он оглянулся и напал взглядом на смущенные глаза Павлика, но сам не смутился, только принял руку и засвистал.
В столовой все долго стояли перед взломанным буфетом; Петр Евграфович негодовал и дивился, а дядя Евгений только насвистывал и снова сказал:
— Не пропадает добро солдатское — не пропадет и мое!
— Вот видите, вор был босоногий! — сказал, пригнувшись к полу, Петр Евграфович. — Эка, следы ступни на паркете, надо непременно урядника пригласить.
И он ушел, широкоплечий, громадный, суетящийся, а Павлик все думал: «Ну чего он так вертится, какое ему дело?» Дядя Евгений прошел с учительницей дальше, про Павлика все забыли, и он не знал, что предпринять.
Нерешительно прошелся он по столовой, постоял на веранде, затем стал ходить по зале, считая негромко шаги. Дядя Евгений и учительница все не выходили. Павел решил отправляться домой, но теперь не знал, удобно ли уйти не попрощавшись, и, отыскивая дядю, внезапно забрел в его кабинет. То, что он увидел там, было странно и страшно, и, затаив дыхание, чтобы не крикнуть, он попятился от двери. Дядя Евгений сидел на диване, и, прижавшись к его груди, прислонив к его плечу свою голову, подле него сидела учительница, держа руку его у своих губ. То, что она любила его, стало сразу ясно. Но ведь у нее же был муж, Петр Евграфович, стало быть, она любила сразу двоих. Да и дядя Евгений тоже, по-видимому, любил двух сразу, потому что видел же Павлик, как обнимал он женщину с золотыми волосами… Стало быть, они, двое, любили каждый двоих, и у обеих женщин были мужья — что же это было и отчего?..