Мы с Сэмпсоном отправляемся на Юг. Мы должны вернуть Липучку.
Мне пришлось рассказать Деймону и Дженни про их тетю Липку, как они ее называют. Дети уже почуяли неладное. У них безошибочное чутье, им удивительным образом удается нащупывать мои самые потайные и уязвимые места. Они отказывались ложиться спать, пока я не приду и все им не расскажу.
— А где тетя Липка? Что с ней случилось? — приступил ко мне с допросом Деймон, едва я успел войти в детскую спальню. Ему удалось услышать достаточно, чтобы сообразить, что с Наоми приключилась большая беда.
Я стараюсь по возможности говорить детям правду. Считаю, что между нами не должно быть секретов. Но временами это бывает нелегко.
— От тети Наоми не было никаких известий уже несколько дней, — начал я. — Вот почему сегодня все так переполошились и приехали к нам.
Потом продолжил:
— Ваш папа уже взялся за дело. Постараюсь разыскать тетю Наоми в ближайшие пару дней. Вы же знаете, что папа обычно справляется с трудными задачками. Верно?
Деймон утвердительно кивнул и, похоже, удовлетворился не столько моим объяснением, сколько серьезностью тона. Он прыгнул мне на руки и поцеловал, что с ним в последнее время давно не случалось. Дженни тоже наградила меня нежным поцелуем. Я держал их на руках. Моих славных деток.
— Папа уже взялся за дело, — прошептала Дженни. У меня на душе потеплело. Как пела Билли Холидей: «Боже, благослови дитя, и да пребудет оно в благодати».
К одиннадцати детишки мирно спали и дом понемногу пустел. Пожилые тетушки разъехались по своим старомодным старушечьим норам, и Сэмпсон тоже собрался уходить.
Обычно он как приходит, так и уходит без церемоний, но на этот раз мама Нана против обыкновения даже проводила Сэмпсона до двери. Я увязался за ними. Стадное чувство.
— Спасибо за то, что собираешься вместе с Алексом отправиться завтра на Юг, — доверительным тоном прошептала Сэмпсону Нана.
«Интересно, от кого она таится?» — подумал я, пытаясь подслушать ее откровения.
— Вот видишь, Джон Сэмпсон, можешь ведь вести себя прилично и даже быть полезным, когда захочешь. Что я тебе всегда говорила? — Она поднесла кривой узловатый палец к его массивному подбородку. — Говорила или нет?
Сэмпсон, улыбаясь, поглядывал на нее сверху вниз. Он упивается своим физическим превосходством даже перед восьмидесятилетней старухой.
— Я отпущу Алекса одного, а сам подъеду позже, Нана. Когда придет пора выручать его и Наоми, — сказал он.
Нана с Сэмпсоном залились хриплым смехом, точно закаркали мультипликационные вороны на любимом шестке. Приятно было слышать, как они смеются. Потом Нана каким-то образом ухитрилась обхватить одновременно Сэмпсона и меня. Крошечная старушка в обнимку с любимыми гигантскими секвойями. Я ощущал, как дрожит ее щуплая фигурка. Мама Нана не обнимала нас так уже добрые двадцать лет. Я понимал, что она любит Наоми как собственную дочь и очень за нее боится.
— Не может быть, чтобы это случилось с Наоми. С ней не должно произойти ничего плохого. — Эти слова не выходили у меня из головы. Но что-то с ней все же случилось, и теперь мне пора начинать действовать и мыслить, как положено полицейскому. Как подобает детективу из отдела по особо важным преступлениям. Причем не где-нибудь, а на Юге.
Запасись верой и следуй до конца навстречу неизвестности. Эти слова принадлежат Оливеру Венделлу Холмсу.[3] Вера у меня есть. Я иду навстречу неизвестному. Такая у меня работа.
В семь часов вечера в конце апреля на территории удивительно живописного городка университета Дьюк было очень оживленно. Сразу бросалось в глаза, что это кампус учебного заведения, именующего себя южным Гарвардом. Магнолии, особенно густо посаженные вдоль Чепел-Драйв, были усыпаны цветами. Потрясающе ухоженные лужайки придавали кампусу вид одного из самых привлекательных и благополучных университетов в Соединенных Штатах.
Напоенный ароматом воздух возбуждал Казанову, вошедшего через высокие ворота серого камня на территорию западного сектора университета. Было начало восьмого. Он появился здесь с единственной целью — поохотиться. Сам процесс опьянял его и увлекал. Стоит только начать — и не остановишься. Как предварительные любовные ласки. Приятно до безумия.
«Я словно акула-людоед, но с человеческим разумом и даже чувствами, — думал Казанова, прогуливаясь. — Я — хищник, которому нет равных. Мыслящий хищник».