Репейка, видя, на лице витязя сомнение, еще сильнее потянул за рукав, так что ткань затрещала.
- Он в грядущее зрит! - сообщил убогий таинственным шепотом.
- И что ж он там увидал? В грядущем? - усмехнулся Велигой.
- А ты не смейся, не смейся! Еще зимою нагадал Сыпачу, что у него по весне свинья сдохнет...
- И сдохла?
- Да и не было у него ее никогда! А вот жена и в самом деле преставилась, и правду молвить - та еще свинья была...
- Ясно. - сказал Велигой, поднимаясь. - Это и я тебе нагадаю, хоть и не волхв, что вон та балка, нет, не туда смотришь, вот эта, что над нами, не позднее будущего лета рухнет и двоих зашибет.
- Тоже мне, предсказал! - усмехнулся Репейка. - И так видно, что вся прогнила, жуки сгрызли, а хозяин пока сообразит, пока почешется... А что двоих пришибет - так это смотря сколько народу в корчме будет. А то и всех пятерых прихлопнет.
Велигой внимательно посмотрел на убогого.
- Слушай, раз ты такой умный... хм... то почему ж тогда дурак? - глупо спросил он.
- Родился таким. - пожал плечами Репейка.
"Да, - подумал Велигой, - полна чудес земля Русская! Где еще умного дурака увидишь!"
- Так где твой Барсук, говоришь, живет? - спросил Волчий Дух.
Глава 3
В ближайшей веси надо бы тебе хоть какого завалящего конька купить. рассудил Велигой, критически оглядывая дурачка. - Раз уж до твоего волхва двадцать верст с гаком, а в гаке еще двадцать... хм. Пешедралом топать - ноги отвалятся.
- А ближайшая - это как раз где живу. - пожал плечами Репейка. - У Тыри есть пара кобылок на продажу, и не дорого просит - свое бы вернуть.
За спиною осталось то, что некогда было оградой постоялого двора, впереди лежала пыльная дорога.
- Ты хоть верхом-то умеешь? - спросил витязь, безуспешно пытаясь представить себе дурачка в седле.
- А что там уметь? - удивился тот. - Не мне же - коню ноги переставлять.
- Хм, в седле сидеть - не то, что на печке. - предостерег Велигой.
- А разве на коне другим местом сидят? - распахнул глаза дурачок.
- Да нет, тем же самым, - пояснил витязь, - только вот по другому. Будешь на коне, как на лавке рассиживать, потом месяц вообще не сядешь... хм, на то, что ниже спины. Ну да ладно, авось научишься.
Некоторое время шли молча. С неба нещадно жарило солнце, Боги сегодня явно перестарались, в сухом, горячем воздухе над придорожными камнями дрожало марево. Велигой разумно решил не надевать броню, только меч привычно закинул за спину, остался в рубахе, шитой петухами, вокруг головы повязал, придерживая волосы, плетеный кожаный ремешок. Серка вел в поводу - негоже восседать верхом, когда твой спутник пешком шлепает. Репейка шагал широко, загребая босыми ногами дорожную пыль, за спиной болтался дорожный мешок, полный, как и переметные сумы на Серке, всяческой снеди.
В раскаленном воздухе роями носились толстые слепни, жалили почище стрел, поля и рощи вокруг звенели птичьими трелями. В небе - ни облачка, но Велигой точно знал, что погода - штука коварная, для того Боги ее и придумали, чтобы люди не зевали. К вечеру, или, по крайней мере, не позже завтрашнего утра будет дождь. И голова опять разболелась - последствие лихого удара печенежской палицы. Лет пять уж прошло, а все равно, к перемене погоды трещит, как лавка под задом, дождь не хуже любого волхва предсказывает. Еще в Киеве ходил к Белояну, советовался. Медведеподобный волхв долго щупал голову, сопел, хмыкал и гыкал, набрал по скрыням какой-то дряни, сделал настойку, велел пить эту гадость при первых же признаках боли и наказал голову беречь любой ценой, хоть два шлема надевать, потому как стукнут хорошенько еще разок - и все, станет во, как Репейка. "Врешь, медвежья морда, - подумал тогда Велигой, - я еще с тобой по части крепости башки потягаюсь..." Однако настойку с тех пор всегда возил с собой.
Репейка украдкой поглядывал на своего спутника. Видел, как снял с пояса баклажку, морщась отхлебнул, повесил обратно. Какой все-таки богатырь, подумал дурачок. Не то, чтоб уж очень огромен - видал и побольше, - вон, Илья Муромец через весь проезжал, так издали подумали, что воз сена катят - но и Велигой в плечах широк, весь налит молодой силушкой, под рубахой перекатываются горы мышц. И в то же время гибкий, в движениях плавен и быстр, как истинный боец, потому как при такой мускулатуре такую точность и подвижность не наработать ни в кузне, ни за сохой, ни плотницким топором, а лишь непрестанными воинскими упражнениями.
- Велигоюшко... - позвал дурачок.
- Я за него. - отозвался витязь, не поворачивая головы.
- А отколь ты родом, коли не секрет? - спросил Репейка. - На киянина не больно-то похож...
"Да, - подумал Велигой, - с моей-то кривой рожей за местного при всем желании не сойду, и волосом черен, аки вороново крыло - таких тут не часто встретишь..."
- Из тиверцев я. - ответил Волчий Дух. - Из самых что ни на есть тиверистых.
- То-то я и смотрю, не иначе как с юга откуда-то, - кивнул Репейка. - А сюда как попал?
- А как все попадают, - пожал плечами Велигой. - Мы, тиверцы, давно уж в Новой Руси... Дед мой ходил с Олегом на Царьград, отец на заставе погиб, и сам я с шестнадцати весен в младшей дружине. Потом тоже застава, с печенегами бился - по башке получил, до сих пор в ушах звенит... Под Полоцком был, а там, видно, приглянулся кому... Сам не понял, как в Киеве очутился, в старшей дружине, а потом и при самом светлом князе Владимире оказался...
- При Владимире... - прошептал почтительно Репейка. - Вот так прямо сидишь в золотой палате, вино пьешь, а вокруг тебя... Илья Муромец, Добрыня, Казарин, Лешак - попов сын, Рагдай, Руслан, бояре именитые, гости заморские... сам светлый князь Владимир - Ясно Солнышко! Расскажи, Велигоюшко, каково это - в одной палате с князем мед пить? О чем люди на княжьих пирах говорят?
Велигой грустно улыбнулся.
- Поначалу страшновато было... Я ведь тоже не невесть какого знатного рода, к богатым пирам не привычен. А потом... втянулся. Да и ничего такого страшного нет, люди - они везде люди, и все, в общем-то, одинаковые. Да и князь, не поверишь, оказывается тоже человек!
- Да ну? - глаза дурачка распахнулись, как крепостные ворота.