Какой-то мужчина с документами в руках мелькнул в поле зрения, а потом исчез. Мир сузился до пустого глухого гула.
Ее больше нет. Точка.
— Мне нужно.… — Степан не узнал свой голос. Глухой, сдавленный, словно чужой. — Мне нужно… домой.
Он не помнил, как оказался в такси. Как доехал до дома. Осталось лишь ощущение, что мир стал плоским, ненастоящим.
Дверь хлопнула, и Степа вошел в квартиру. Все было так, как Лена оставила. В вазе на столе лежали мандарины. На диване — аккуратно сложенный плед. Она убирала дом перед тем, как…
Его передернуло.
Нет. Не думай об этом.
Он стянул куртку, бросил ее на пол. Прямо на пороге снял ботинки и прошел на кухню. Холодный свет лампы резал глаза. Руки дрожали, когда он открыл шкафчик, достал бутылку водки и поставил на стол.
Степан пил редко, работа не позволяла расслабиться. Но сейчас ничего не имело значения, кроме зияющей дыры в душе, которую нужно было хоть чем-то заполнить.
Открутил крышку.
Первая рюмка обожгла горло. Вторая не почувствовалась вовсе. Третья прошла легко, но не принесла желаемого.
Ничего не изменилось.
Алкоголь не заполнил пустоту. Не заглушил голос в голове, который снова и снова шептал: «Ты во всём виноват. Ты ее не услышал. Ты ее не спас.»
Глухой стук в дверь раздался внезапно, но не заинтересовал совершенно. Раз. Два. Три.
— Степ, открывай.
Захар.
Степа сглотнул, закрыл глаза и глубоко выдохнул. Он не хотел никого видеть. Ни с кем общаться.
— Кулешов, я не уйду. — Голос был твердым. Упрямым. — Открывай. Иначе я вынесу эту дверь к чёртовой матери!
Степан знал, что командир не шутит и легко может воплотить угрозы в реальность. Дешевле было подчиниться. Он поднялся, но ноги его не слушались. Кое-как подошел к двери и открыл ее.
Захар стоял на пороге. Хмуро осмотрел его и тяжело вздохнул.
— Ты один? — спросил он.
Степан кивнул и злобно оскалился.
Теперь навсегда.
— Что ты творишь? — глухо спросил Захар, глядя ему прямо в глаза.
Степан молчал. Что он мог сказать в свое оправдание?
— Ты нужен был команде. Там, на трассе, сегодня был ад! Где ты был, Кулешов?!
— Не сейчас, Захар, — так же тихо ответил он, развернулся и отправился обратно на кухню, где стояла початая бутылка.
— Да плевать, когда! Ты бросил команду! — Захар захлопнул дверь и двинулся следом. — Ты понимаешь, что там, может, люди погибли из-за того, что тебя не было? Ты не незаменимый, но ты — чертовски важен!
— Мне плевать… — Степан прикрыл глаза, голос его звучал так, будто он говорил это не Захару, а самому себе. Налил в рюмку водки и залпом осушил, не поморщившись и не закусывая.
Захар молчал и наблюдал за происходящим. Его друг, один из лучших спасателей — сейчас казался уничтоженным, сломанным. Захар не двинулся с места.
— Так не пойдет, — его голос стал жестким. — Ты можешь говорить, что тебе плевать, но это не так. Ты не тот человек, который бросает свою команду. Так что давай, Степ, выкладывай.
Кулешов молча пил, глядя в пустоту, будто Захара вообще не было. Его плечи были опущены, дыхание ровное, но жесткий взгляд выдавал шторм внутри.
— Что случилось, Кулешов?
Захар сел напротив. Без слов. Без утешений. Просто рядом.
Минуты тянулись долго.
— Расскажи мне, — произнес Захар.
Степан сглотнул, но молчал. Грудь стянуло железными обручами. Он не мог сказать эти слова вслух. Не мог признаться даже самому себе. Но потом сжал кулаки. Его затрясло.
— Она умерла, — прошептал тихо. — Я не смог спасти.…
Тишина разорвала воздух. Захар не сразу понял, о чём он говорит. Но затем увидел, как у друга задрожали пальцы. Как он не смог больше сдерживать дыхание.
— Лена.… — сдавленно добавил Степан. — И наш ребёнок.
Где-то внутри сломалось последнее сопротивление. И Степан заговорил. Голос был тихим, срывающимся, но он говорил. Про больницу. Про тишину. Про слова врача, что врезались в память навечно. Про то, как он не услышал ее. Про то, как жизнь его разлетелась на части и собрать воедино уже нереально.
Когда Степа замолчал, кухня погрузилась в гнетущую тишину. Захар не стал говорить, что время лечит. Не стал говорить, что всё наладится. Он просто был рядом.
— Тебе что-то нужно? — тихо спросил он.
— Нет, — выдохнул Степан и сжал переносицу пальцами.
Ничего ему уже не было нужно. Вообще ничего.
Так хотелось напиться и хоть ненадолго отключить мозг от этого адского котла, но алкоголь не брал совершенно. Опьянение не наступало. Никакой анестезии.