Выбрать главу

Разве не проще было пристрелить бизнесмена, скажем, на выходе из его собственного подъезда? По словам Плетнева, успевшего побывать у вдовы, сделать это там было куда удобнее, пристроившись, например, на чердаке дома напротив. Какой, спрашивается, смысл тогда мочить дюжину нелегалов ради того, чтобы положить одного бизнесмена? Глупо!

Но это лишь одна сторона дела. Вторая состоит в том, что бизнесменов уровня Мальцева вообще, как правило, не заказывают: у мужика и был-то всего-навсего один магазин… Правда, он, по слухам, как раз попал в полосу везения. Сумел заработать большую сумму, собирался расширяться… Как выяснилось, за счет не кого-нибудь, а собственного школьного друга Анатолия Гамзы, откупив его магазин, торгующий тем же типом товаров. Гамзе, в отличие от Мальцева, везло куда меньше. Вроде бы в последние недели он жаловался даже на убытки. Но разве это основание, чтобы заказывать старого товарища только за то, что тот более удачливый?!

Из всего этого, с точки зрения Александра Борисовича, следовало в свою очередь, что Костя Меркулов, излагая в «Глории» имеющуюся в его распоряжении информацию, чего-то на самом деле не договорил.

Не потому, что не доверяет сотрудникам ЧОПа, а потому, что сведения, которые Константин Дмитриевич замолчал, кажутся ему настолько недостоверными, он в них до такой степени не уверен (или не желает верить!), что предпочел, чтобы Турецкий с ребятами нарыли их сами… Другой причины действий по умолчанию со стороны своего старого друга, зная его, Александр Борисович найти не мог. Ну а в то, что Костя на пустом месте заподозрил именно заказняк, хотя очевидна совсем иная версия, Турецкий отмел сразу: Меркулов, заместитель генерального по следственной работе, и сам не идиот, понимает все, но тем не менее…

К тому же существовала еще и вдова, некая Марина, успевшая обвинить все того же Гамзу в убийстве мужа еще до начала расследования, непосредственно на поминках… Что ни говори, а покопаться в этой истории придется основательно. С Плетневым, побывавшим сегодня в доме погибшего, Турецкий успел пообщаться исключительно на ходу, результатов беседы оперативника с вдовой пока не знал, но собирался узнать сегодня же вечером, поскольку кассету с записью Антон передал, тут же умчавшись куда-то по делам.

Александр Борисович, паркуясь напротив собственного подъезда, не сомневался, что возможность поработать дома у него будет: Ирина Генриховна наверняка, как обычно, отсутствует — возится с плетневским Васькой… Настоящее сумасшествие! Ведь ради этого чужого ребенка она забросила не только мужа, но и работу! И что бы там ни говорил доктор, с которым Турецкий уже дважды советовался, а говорил он, что постепенно все уляжется, шок от потери младенца у Иринки пройдет. А вместе с ним — ненормально-болезненное отношение к детям вообще… Да, так вот: чтобы там ни плел доктор, мириться со сложившимся положением вещей Александру Борисовичу становилось с каждым днем все труднее…

Закрыв машину и поставив ее на сигнализацию, Турецкий в самом мрачном расположении духа, чисто автоматически бросил взгляд на свои окна, не сомневаясь, что они, как всегда, темные. И… в ту же секунду его сердце радостно забилось: и на кухне, и в спальне горел свет! А это могло означать только одно: против обыкновения Иринка дома!

Если бы не все еще мучившая боль в ногах, из-за которой он продолжал ходить с палкой, Турецкий, вероятно, помчался бы наверх, перепрыгивая через две ступени, как школьник, а не ждал лифт, который, на его взгляд, опускался целую вечность! Но в прихожую он все-таки влетел на предельной скорости, на какую был только способен, и невольно улыбнулся, услышав со стороны кухни знакомый звон посуды, показавшийся ему слаще благовеста.

— Ты, Шурик? — улыбающаяся Ирина выглянула в прихожую. — Вовремя пришел, ужин как раз горячий… Давай быстрее!

Упрашивать мужа дважды ей не пришлось, спустя пять минут он уже сидел за столом перед дымящейся тарелкой с котлетой и жареной картошкой. И взахлеб рассказывал Ирине Генриховне о визите Меркулова и деле, с которым тот пришел. То, что жена слушала его без особого внимания, а котлета по вкусу отдавала явным полуфабрикатом не лучшего качества, его не насторожило.

— Хочешь глянуть, каким наш Митрич в школе был? — Улыбнулся он и извлек из внутреннего кармана пиджака несколько снимков. — Во! Ир, смотри, вот он, самый лопоухий… Но взгляд уже прокурорский! Класс у них вообще видный получился: прокуроры, искусствоведы, дирижеры… Сплошная богема, одним словом. Только вот Николай и Гамза не успели…

— А этот погибший?… Мог успеть? Я имею в виду — выучиться? — рассеянно поинтересовалась Ирина, одновременно оглядывая кухню в поисках чего-то, ее интересовавшего.

— Да у него, считай, вторая жизнь началась — молодая жена, дочка, дела в гору…

Александр Борисович наконец почувствовал вкус еды и, с сомнением поглядев на котлету, отодвинул от себя тарелку. Во взгляде, который он перевел на Ирину, продолжавшую что-то искать по углам кухни, мелькнуло подозрение.

— Слушай, Ир… У меня пока ни одной готовой версии. Вечер свободный. Давай в ресторан, а? Вдвоем! В какой хочешь? Может, в тот уютный подвальчик? А можно вообще в кино пойти, как подростки — на последний ряд, с попкорном…

Ирина Генриховна повернулась к мужу, поглядев на него так, словно только что его заметила. Слегка улыбнувшись, как показалось Турецкому, снисходительно, пожала плечами:

— Шурик, я сегодня не могу.

— Почему? — Его удивление было искренним.

— Потому что Антон в данный момент эти самые ваши версии ищет…

— Он сегодня не допоздна работает, не надо! — моментально разозлившись, рявкнул Александр Борисович.