Видимо, она потеряла сознание. Когда чернота рассеялась, она лежала на полу перед колодцем, широко открытым ртом глотая воздух, который с трудом проходил в распухшее горло. В голове гремело так, что с каждым ударом черные круги плясали перед глазами. Между ног словно тлел костер, как будто кожа была содрана до мяса.
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы приподняться на одном локте, на другом, и подтянуть колени к себе. Она с трудом поднялась и, убедившись, что дрожащие ноги удержат ее, медленно пошла к лестнице, ведущей на двор. Выражение ее лица было столь же непроницаемым, как ровная гладь спокойного моря.
Яркое утреннее солнце на секунду ослепило ее. На шумном и суетливом дворе она увидела его – говорящего с другими гладиаторами и усмехающегося. Настолько спокойно и размеренно как позволяли ноги, она пересекла тренировочный двор, подняла со стойки деревянный меч и в два быстрых шага прыгнула на спину гладиатора, вонзая тупой наконечник в его шею.
Даже когда стражи оттаскивали ее, она продолжала втыкать сломанный меч в череп мертвого мужчины.
5 Promissio Senatoris
Обещание сенатора
Когда дом сенатора появился в поле зрения, Завоеватель почувствовала знакомую упругость шага, легкое предвкушение, которого она не чувствовала с момента последнего посещения. Нет, даже дольше. С того утра, когда ее армия взяла Египет.
Египет. Ее последняя большая кампания. Это было более года назад – последнее расширение границ Объединенной Греции под ее знаменем. А потом... остался только Рим.
О, конечно, были перестрелки, тактические маневры, чтобы прощупать оборону и установить границы. Но, как, ни обидно это признавать, Республика значительно усилилась после военных походов Цезаря – ее казна ломится от золота, ее легионы многочисленны и проверены в сражениях, она до краев наполнена силой. У Греции просто не было достаточно средств, чтобы засовывать голову в пасть зверя. Не то, чтобы у Республики не было слабых мест. Самое главное из них сейчас шло, на несколько шагов опережая Завоевателя, и она тайно развлекала себя, представляя, как его голова будет прыгать вниз по улице. Но Рим был гидрой; стоит только отрезать одну голову, как тут же на ее месте вырастут две. Завоеватель и днем, и ночью обдумывала тактику сражения, используя которую можно будет уничтожить гидру.
Так что она позволяла этой самодовольной маленькой голове оставаться на месте – пока.
Двери дома сенатора открылись. Завоеватель пронеслась мимо рабов, слуг и даже Цезаря, скидывая плащ и готовясь к бою.
Сенатор Граккус, вкатившийся в комнату, буквально источал радость.
- Цезарь! Завоеватель! Я не ожидал, что вы вернетесь так скоро.
- Называй это счастливым случаем. Я хочу развлечься сегодня вечером.
- Ах да. – Сенатор нервно облизал губы. Тень опустилась на лицо Завоевателя, она уже чувствовала, что ей совсем не понравится то, что этот проныра собиралась сказать. – К моему глубочайшему сожалению я вынужден сообщить, что ваш спарринг-партнер еще не полностью вылечился...
Мгновением позже Завоеватель возвышалась рядом с сенатором.
- Меня не волнует, полностью ли она вылечилась. Она может сражаться? Или случилось что-то еще, о чем я должна знать?
Мужчина побледнел.
- Н-нет, Завоеватель. Я просто... я думал, что вы хотите вызов. Едва ли она достойный противник для вашего мастерства в своем текущем состоянии.
Разочарование уничтожило начальную легкость. Глядя на хилого сенатора, Завоеватель положила ладонь на потертую рукоять своего меча и задумалась над развлечением несколько иного рода. Сенатор сглотнул и отвел взгляд, отходя на шаг назад.
- Я подготовлю ее. Возможно, вы найдете ее... удовлетворительной.
6 Stultitia Domini
Прихоть хозяина
Свет факела просочился сквозь крошечное окошко в двери, сопровождаемый громыханием засова. Она попыталась проснуться, вынуждая себя открыть глаза, сосредоточиться на реальности и приготовиться. Она еще не знала, к чему, но уже могла предполагать, что ей это не понравится. Охранник рывком поднял ее с пола и вытащил из крошечной камеры, чтобы внезапно поставить перед лицом хозяина.
Сенатор посмотрел на ее голое тело и, судя по кислому выражению лица, ему не понравилось то, что он видел.
- Проснись.
Ведро холодной воды немного помогло. Гладиатор дернула головой и фыркнула, стряхивая воду с лица и, не без труда, сфокусировала взгляд на хозяине.
- Так-то лучше. У тебя есть противник для сражения.
Задрожав, она с недоверием посмотрела на темноту ночи в конце коридора. Удар принес острую боль и вернул ее пристальный взгляд хозяину.
- Ты БУДЕШЬ сражаться. – Жесткие серые глаза смягчились так же, как и в ту ночь, когда он впервые увидел ее ожидающей в его комнатах. Сенатор прошел назад – вне поля ее зрения, но ей не нужны были глаза, чтобы почувствовать его руки, нависшие над ее спиной. Тепла, исходящего от его ладоней было достаточно, чтобы разодранная плоть начала гореть, как в огне. – Проклятье, как некстати, – мягко произнес он. – Все это. Ручаюсь тебе, я бы хотел, чтобы этого никогда не случилось.
Его извинение было пустым. Мысленно она все еще видела его искривленное в отвращении лицо, когда он смотрел на нее – когда-то вожделенная добыча, теперь испорченное имущество, после того, как охрана прошлась плетьми по ее спине удар за ударом.
Тон сенатора стал холодным как Тартар.
- Но ты будешь сражаться. Для нее ты притворишься, что находишься в хорошей форме и, если она будет довольна, она может позволить тебе жить. Но если ты заденешь ее... – Сенатор подошел ближе, впечатывая в нее следующие слова. – Я знаю множество мужчин, которые хотели бы познать тебя так же, как я, и ни один из них не будет столь нежен, как твой последний любовник. Уверен, я смогу собрать их достаточно, чтобы трахать тебя в каждое отверстие каждый час каждого дня, пока у тебя внутренности наружу не полезут. Ты понимаешь?
Он использовал этот голос, тот самый, который обещал выполнить каждое слово. И он был человеком, который никогда не нарушал свои обещания.
Сенатор смотрел на нее, ожидая ответа. Гладиатор механически кивнула.
- Хорошо. Подготовьте ее. – Сенатор поднял ее подбородок, чтобы осмотреть следы на шее. – И удостоверьтесь, что этого не будет видно.
Она была в полной броне с высоким воротом-стойкой, когда охранники вывели ее на тренировочный двор. Гладиатор сжалась внутри панциря, пытаясь извернуться так, чтобы грубая туника не терлась по ранам и жесткая кожа не слишком прижималась к спине.
Гостья Цезаря уже расхаживала там с деревянным гладиусом в руке, нетерпеливо полосуя им воздух. Ее быстрые плавные движения казались почти беспорядочными, но то, как она держала рукоять, говорило о полном и абсолютном контроле. Глаза раба дернулись к Цезарю, небрежно прислонившемуся к перилам, чтобы наблюдать развлечение вечера. На противоположной стороне двора стоял хозяин, видимо напуганный дурным настроением его гостей.
Все движение прекратилось, и женщина-воин оценивающе уставилась на гладиатора. Ее кожа подергивалась под этим взглядом, покалывала, будто по ней проводили невидимыми ногтями. Гладиатор замкнулась в себе, безразлично осматривая весь тренировочный двор, своего противника, своего владельца, Цезаря, что угодно, лишь бы сохранять работоспособность. Это безразличие было достаточно правдивым, чтобы выглядеть убедительно.
Воин испустила пронзительный клич и практически взлетела в воздух. Первые несколько ударов почти сокрушили гладиатора. Усилием воли она влилась в ритм движений женщины, блокируя или отбивая каждый удар, и изучая ее тактику.
Ее противник понял это и увеличил темп атаки, заставляя гладиатора прижаться спиной к деревянным перилам ограждения, и нанеся мощный рубящий удар сверху, когда раб исчерпала место для отступления. Почувствовав преграду, гладиатор отодвинулась в сторону; лезвие ударило так близко, что щепки зацепили ее щеку. Волосы на задней части шеи встали дыбом, когда она услышала, как затрещали перила. Сила ее противника была бесспорна; один-единственный удар может лишить ее сознания или даже убить. Как будто прочтя ее мысли, женщина-воин дико усмехнулась; она только начала.