14.
Проверил, называется, реакцию. Для начала Амира окатила своего "радушного хозяина" ушатом холода и презрения, а в довершение бесцеремонно вышвырнула из спальни его гитару. Вскочить с места он успел, поймать инструмент – нет. Вмиг растеряв весь запас самообладания, Морис подхватил на руки любимую тасканку и поспешно осмотрел её на предмет повреждений. Да он эту девчонку сейчас убьёт, если с гитарой что-то случилось! До ближайшего места, где можно было бы заказать такую же, сотни фарсахов! Гитара, вроде бы, была в порядке, но он всё равно шагнул к двери спальни – убить не убьёт, но уши надерёт точно! – и замер, так и не успев толкнуть дверь.
Амира плакала. Человек с обычным слухом этого скорее всего не услышал бы, вот только слух полукровки обычным не был. Желание убивать сгинуло бесследно, сменившись другим, не менее острым – утешить её. Вот только он не знал, как. Что ей сказать? Морис стоял перед дверью и чувствовал себя полным идиотом, не в силах заставить себя ни войти, ни отойти от неё. Через какое-то время рыдания сменились тихими всхлипами, потом в комнате воцарилась тишина. Длинноухий шанки вернулся на диванчик, стянул надоевшие за день сапоги и улёгся, подложив руки под голову и закинув ноги на мягкий подлокотник: для его роста этот предмет мебели был явно коротковат, да на нём и девушка в полный рост не улеглась бы.
Несмотря на усталость, сон приходить не спешил. Теперь Морис думал, что ему ещё повезло, что Амире под руку попалась именно гитара. Тьма знает, как бы отреагировали его магические "игрушки", вздумай Амира швыряться ими. Он уселся, подобрав под себя ноги, и протянул руку за инструментом, осторожно тронул струны, подкрутил пару колков – и в воздухе поплыл тихий перебор. Если Амира уже спит, ей это не помешает, если же нет... значит, сейчас уснёт. Он играл колыбельную Чёрного Ветра. В мелодию вплёлся голос. Какое-то время он просто следовал за музыкой без слов, потом мелодия стала песней. Даже переложенные с тилья на аль-шанкру, творения его учителя хранили в себе магическую силу. В оригинале песня звучала лучше, эльфийский язык намного красивее и образнее любого из человеческих, но в центре Олханы аль-шанкра была более уместной, а значит и более действенной.
– Ручьи заплетаются в бурные реки, в венки заплетаются буйные травы, в песню вплетаются сердце и голос, в песню вплетаются звёзды и ветер, струны души, серебристые крылья, холод снегов и горячее пламя.
И вновь голос, следующий за музыкой без слов. Морис закрыл глаза. В песню вплетался магический узор.
– Я буду опять тебе петь до рассвета, волною забвенья тебя укрывая. Пусть снятся тебе белокрылые кони, что мчатся навстречу закатному солнцу. Пусть снятся тебе серебристые нити из тёплого, звонкого лунного света.
Морис до рассвета петь, разумеется, не собирался. Он какое-то время ещё вёл музыку голосом, закрепляя магический узор, потом вернул гитару в кресло и улёгся обратно. Плетение осталось, почти ощутимое. Казалось, оно продолжает петь само где-то за гранью обычных звуков: "Пусть снится тебе, как рождаются звёзды, как в песню вплетаются бурные реки, как в песню вплетаются сердце и голос, в венки заплетаются буйные травы..."*
* * *
Колыбельной ему хватило часа на два. Тело затекло, а принять другую хоть сколько-нибудь удобную позу на этом диване-недомерке ему так и не удалось. И тогда Морис просто сполз с него на пол. На ковре с длинным ворсом было вполне комфортно, уж точно лучше, чем на голой земле или на этом вот орудии пытки, по ошибке названном мебелью. Сон не замедлил вернуться.
* Автор песни – Т'айр Чёрный Ветер
15.
Разбудил Амиру солнечный лучик, настырно лезущий в глаза. Она перевернулась на другой бок, но сон уже успел безвозвратно ускользнуть. Открыв глаза девушка спросонья даже не сразу сообразила, где она находится и что, собственно говоря, делает в чужой спальне, но память тут же услужливо подбросила воспоминания о вчерашнем вечере яркими картинками, окрашенными её эмоциями. Сердце болезненно сжалось, когда она вновь вспомнила слова, бившие наотмашь. Взглянула на Шайну, развалившуюся рядом на пол кровати – вот уж у кого никогда никаких проблем...
Вчера девушка уснула, так и не раздевшись, и сейчас смотрела на свою помятую одежду с отвращением, но других вещей, в которые можно было бы переодеться, у неё не было. Тяжело вздохнув, она сползла с кровати и подошла к зеркалу, висящему на противоположной стене – из серебряного отражения на неё смотрела хмурая девица с растрепавшейся за ночь косой и опухшими от слёз глазами.
Амира усмехнулась. Красавица... Ничего не скажешь... Не удивительно, что Морис повёл себя так... Тому как именно себя он вёл с ней, она так и не смогла дать определение, но легче от этого не стало.
Морис... При воспоминании этого имени, душу затопило новой болью. Если то, что она испытывала сейчас, называлось любовью, то к Хаккару такую любовь.
Расплела косу, расчесала пальцами буйную шевелюру, и заново все переплела, с удовлетворением наблюдая, как отражение в зеркале преображается, возвращая прежнюю Амиру. Хотя нет, прежней она точно уже никогда не будет. Очень хотелось умыться. Поискала глазами тазик с кувшином, но затем вспомнила, что он остался в гостиной, где еще спал Морис, а выходить туда совсем не хотелось. Он наверняка еще был зол за то, как Амира обошлась с его драгоценным музыкальным инструментом.
Девушка вновь присела на кровать и задумалась. Не так выглядела любовь, о которой писалось в книжках, которые ей таскала Руфия в тайне от матери. А может вовсе и нет никакой любви, а она просто бежит каждый раз от неизбежного из-за глупых страхов и сказок? Решение ей далось нелегко. Она будто предавала саму себя. Подошла к окну и распахнув его выглянула наружу. Второй этаж. Нет, она точно не решится уйти отсюда тем путем, которым покинула отцовский дом. Шайна смотрела на метания хозяйки с укоризной, будто понимала, что Амира собирается совершить.
– Что смотришь? – грустно улыбнулась девушка, – Вставай, пора домой.