— Конечно нет, — поспешно сказала я, обнаруживая, что лгать ребенку — все равно что лгать матери; щеки стало покалывать, как в тот раз, когда, потеряв в семнадцать лет невинность, я уверяла мать, что ночевала у незнакомой ей подружки. Мать все поняла. Кевин тоже. — Я хотела сказать, — скорбно поправилась я, — только один раз.
— Один раз и надо.
Мы оба понимали, что нелепо было влезать в его комнату и красть диск, которым я в результате погубила свой компьютер и парализовала свой офис, а потом врываться к нему и обвинять его в промышленном саботаже. Поэтому разговор продолжался спокойно.
— Зачем ты его хранишь? — вежливо спросила я.
— Собираю коллекцию.
— Разве не странно собирать такие вещи?
— Я не люблю марки.
Именно в этот момент я представила, что он сказал бы, если бы ты ворвался сюда, полный решимости выяснить, какого черта он хранит стопку компьютерных вирусов над своим столом: «Ну, после того, как мы посмотрели «Молчание ягнят», я решил, что хочу стать агентом ФБР! И ты же знаешь, у них есть целое подразделение, которое выслеживает хакеров, распространяющих ужасные компьютерные вирусы? Поэтому я изучал их и все такое, ведь я читал, какая это серьезная проблема для новой экономики и глобализации, и даже для обороны нашей страны!..» Лишив Кевина подобного спектакля — он собирает компьютерные вирусы, конец истории, ну и что здесь плохого? — я почему-то чувствовала себя польщенной.
— И сколько у тебя вирусов? — застенчиво спросила я.
— Двадцать три.
— Их трудно находить?
Он посмотрел на меня с прежней неуверенностью, но по какому-то капризу решил поэкспериментировать: поговорить со своей матерью.
— Их трудно поймать живыми. Они ускользают, кусаются. Надо знать, как с ними управляться. Я... как врач. Он изучает болезни в лаборатории, но не хочет заболеть сам.
— То есть ты хранишь их, чтобы уберечь от заражения свой компьютер.
— Да. Маус Фергюсон ввел меня в курс дела.
— Раз ты собираешь их, может, объяснишь мне... почему их создают? Я не понимаю. Ведь вирусы не дают никаких результатов. В чем интерес?
— Я не понимаю, что ты не понимаешь.
— Я понимаю, когда взламывают компьютер телефонной сети, чтобы звонить бесплатно, или крадут номера кредитных карт, чтобы пополнять свой счет. Но от этого компьютерного преступления никто не выигрывает. Какова цель?
— Это и есть цель.
— Не понимаю.
— Вирусы... они, ну, элегантны, что ли. Почти... чисты. Это... это как благотворительность, ясно? Это бескорыстие.
— Но это не сильно отличается от создания вируса СПИДа.
— Может, кто-то его и создал, — учтиво сказал он. — Ты печатаешь на своем компьютере и идешь домой, и холодильник включается, а другой компьютер выплевывает твой чек. И ты спишь, и ты вводишь еще больше дерьма в свой компьютер... Все равно что быть мертвым.
— Так вот в чем дело... Почти как знать, что ты живой. Показать другим людям, что они тебя не контролируют. Доказать, что ты что-то можешь, даже рискуя арестом.
— Да, примерно так. — Кевин явно оценил мою речь. И я словно поднялась в его глазах.
— Понятно, спасибо за объяснение, — сказала я, вручая ему диск.
Я направилась к двери.
— Твой компьютер накрылся, не так ли?
— Да, накрылся, — печально сказала я. — Полагаю, я заслужила это.
— Послушай, если ты кого-то не любишь и у тебя есть его электронный адрес, просто дай мне знать.
Я засмеялась:
— Хорошо. Обязательно. Когда-нибудь. Их довольно много.
— Лучше предупреди, что у тебя есть крутые друзья.
«Так вот она, связь!» — изумилась я и закрыла дверь.
Ева
16 марта 2001 г.
Дорогой Франклин,
Ну вот, опять вечер пятницы, и я собираюсь с духом перед завтрашним визитом в Чатем. Галогенные лампочки мерцают, как моя решимость остаться стойким солдатом и прожить то, что осталось от моей жизни, во имя какого-то не имеющего названия долга. Я сижу уже больше часа, пытаясь понять, что удерживает меня от капитуляции и особенно чего же я хочу от тебя. Думаю, и без слов ясно, что я хочу вернуть тебя; обширная корреспонденция — хотя это скорее респонденция, не так ли? — неоспоримое тому подтверждение. А еще что? Хочу ли я, чтобы ты простил меня? А если так, то за что именно?
Меня смущал добровольный поток всепрощения, нахлынувший на обломки нашей семьи после четверга. В дополнение к письмам с обещаниями вышибить ему мозги или зачать с ним детей Кевин получил дюжины писем с предложениями разделить его боль, с извинениями за неспособность общества распознать его душевные страдания; письма, дарующие ему моральную амнистию за то, в чем ему еще предстоит раскаяться. Забавляясь, он вслух читал мне выдержки из них в комнате свиданий.