— Как? Мы обмениваемся информацией. Ну, знаешь. Если я с Антошкой не поговорю — день прошёл зря.
— О чём вы с ней говорите? Каждый день, по сорок минут?
— Иногда и больше. По часу иногда — недоумённо покосилась на него, пожала плечами. — Обо всём на свете. Я ей рассказываю, что со мной было, она — что с ней.
— Зачем?
— Как зачем? Тебе этого не понять. Ты парень. У вас нет такой потребности в общении. Вы с другой планеты: сухой, практичной, циничной.
— Что за бред? Мы такие же люди. Только я вот иногда думаю. Как бы тебе объяснить попроще?
— Да уж можно и не попроще!
— Послушай. Я не верю в инопланетян, но если бы какие-нибудь марсиане появились и попросили рассказать о Земле, о ее истории, мне стало бы стыдно перед жителями другой планеты, как стыдно бывает любому, любящих своих родителей, за их промашки, ибо он частица.
— Ой-ей-ей! Стыдно перед инопланетянами. Страшный сон продолжается. — приподнялась, нога затекла, села удобнее.
— Не ёрничай, послушай. Я никогда никому не говорил это. Мне бы стыдно было за то, как мы потребляем нашу планету. Потребляем. И не думаем при этом. Болтаем по телефону, жуём, смотрим телевизор, спим. Главный критерий — чтобы было удобно, не дуло, не сквозило, температура от двадцати до двадцати пяти, ни ниже, не выше не надо, плохо будет, неудобно, минут двадцать по телефону мы будем жаловаться на холод или жару.
— Слушай, ну так мы устроены. Организм воспринимает реальность с помощью рецепторов. Куда от этого?
— Лечь на диван со всеми рецепторами, лучше подушечку под голову, а ещё лучше — две. Мягко. Пульт от телевизора рядом, чтобы рука на пульте. Можно бутерброд, а ещё лучше — два. И по телевизору — жизнь. Лучше, если где-то что-то стряслось. Неважно — где, неважно — что. Главное — ты на диване и с тобой всё в порядке. Двадцать два градуса. И прогноз погоды на завтра. Желательно без дождя. И солнечно, и ветра не надо, ну его, этот ветер, мешает.
— Ой-ей-ей! Ветра не надо! Сдует.
— Но не жарко, жары тоже не надо. Если ветер, диктор спросит, и мы вместе с ним: когда же придёт удобная погодка? Скоро? Ай, хорошо! И девушка-обаяшка. Своей улыбкой и рекламой средства от поноса стёрла негатив новостей. Если уж совсем невмоготу, ну переборщили с новостями, кровища хлещет — у тебя пульт. Переключись — и вот вместо руин дома престарелых с обгоревшими костями стариков тебе приготовят экзотический салат. Супер. Закусишь его своим бутербродом с колбасой, запьёшь пивом. Отлично. Ещё лучше — матч по футболу, решающий! Лежишь на полу под телевизором с пивом и! Каждая мышца поёт! Ноги бегут, руки машут, голова орёт! ГООООООООЛ!!! — заорал, запрыгал, сорвал майку, стал размахивать над головой. Неважно, что в твоей команде половина чернолицых легионеров?
— Ты это серьёзно?
— ГООООООООЛ! Вся страна выбегает на улицу и радуется! Наши победили! Парад победы к пивному ларьку! Поздравления прослезившегося президента! Ура!!! Ну а если проиграли — минут пять переживаем, это конечно. Как иначе. Ну, может, не пять. Минут тридцать перетрём это по телефону, сокрушаясь. Всё. ПУСТОТА. Спать. — Упал на песок, закрыл глаза, сложил руки на груди.
Лера слегка оторопела от его монолога:
— Я не смотрю телевизор, мне некогда.
Он не шевелился.
— Эй! Ты меня слышишь? — Лера потрепала парня по плечу. — Я не смотрю те-ле-ви-зор!!
— Счастливая. — Открыл один глаз. — И я не смотрю. С некоторых пор. Так, фонит иногда. — Присел на корточки, подпрыгнул, приземлился в прыжке на обе ноги. Прошёлся колесом по песку.
— Ну, ты думаешь. И до чего додумался?
— Я про марсиан. Обстановка, как ты понимаешь, располагает.
— О да! Здесь чокнешься и начнёшь про марсиан.
— Я всё думаю, чтобы я им про Землю рассказал?
— Много хорошего, наверное.
— А ещё о том, что мне стыдно за то, что творил когда-то на земле вавилонский деспот, за то, что римские патриции могла вкушать трапезу, когда в этом же зале лилась кровь христиан. — Сел по-турецки, подпёр подбородок двумя руками.
— Клоун. Просто клоун какой-то! Слушай. Это глупо. Каждый в ответе за себя. Собирать чужие грехи и вешать на себя — большей глупости не придумать.
— Ты права, наверное. Но молчаливое попустительство каждого плодит всё то, что происходит. Ницше — герой своего времени. И в том, что он проповедовал, не только его вина.
— Ну, уж не твоя точно.
— Не моя. Но, сегодня наши Ницше выстраивают наше сознание с моего молчаливого согласия. Я в это время просто сижу на диване, тупо пью пиво, болею за какой-нибудь российский клуб, наполовину состоящий из легионеров.
— Это глупо. От нас ничего не зависит! Ни-че-го! И то, о чём ты думаешь — бред.