Я вскочил со скамейки и припустил к своей квартире, помахав на прощание моему потрясенному другу.
— Ты сам это сказал, Ирука. Я – неисправим, — я закудахтал от смеха перед тем, как прыгнуть на ближайшую крышу.
Я обнаружил, что обхожу квартал несколько раз, перед тем, как остановиться перед своей квартирой. Свет был выключен, но каким-то образом я чувствовал, что он ждет внутри. Мне не хотелось подниматься туда и принимать вынужденное решение.
Когда я нашел местечко на качелях, в парке перед своей квартирой, я не мог не вспомнить, что Джирайя как-то сказал мне. Это было вскоре после того, как он взял меня в бордель, чтобы я выбрал свою первую женщину на мое шестнадцатилетие. Он посчитал необходимым инициировать меня во вступление в ряды зрелых мужчин, не знаю, почему, он так поступил, да я и не позаботился его спросить. После я провел три часа, выбирая себе женщину, а он не давал мне принять поспешное решение… нет, я должен был сидеть на диване и смотреть, как они, как на параде, строем проходили передо мной. Должно быть, это была самая постыдная вещь, которую я когда-либо испытывал в своей жизни. Но после Джирайя усадил меня рядом и сказал:
— Ты не можешь принимать поспешных решений, сынок. Ты должен научиться ценить красоту во всех ее формах и размерах. То, что ты только что пережил, было лишь слабый намек на разнообразие цветов, в которые ты можешь обмакнуть свою кисть.
Поэтично, да, но абсолютно вульгарно.
— Попробуй их все. Найди цвета, которые больше всего тебе нравятся, но не рисуй только этими цветами. Тебе необходимо внести немного разнообразия, чтобы оттенить те цвета, которые ты любишь. Это позволит тебе понять, как сильно ты их ценишь.
Я не совсем понимал тогда, о чем он мне толковал, и не понимал, имел ли он в виду определенный тип ситуации, но, думаю, я начал его понимать. Если применить его аналогию к тому, что я собирался сделать, то я собирался взять уголь и добавить его к картине, написанной масляными красками.
Квартира была темной, но не пустой. Даже не пытаясь, я почувствовал его, сидящим на диване. Он был в обычной джоуйнинской униформе: камуфляжном жилете, хитае, темно-синих штанах, черной рубашке. Его взгляд был уже прикован к моему, и я мог видеть его глаза, которые сверкали в темноте. Некоторые не осознавали этого, но глаза Саске, из-за шарингана, имели тенденцию светиться в темноте, как кошачьи. Особенно тогда, когда раздражение охватывало его целиком, точно так, как сейчас, я был в этом уверен. Я знал, что он думает, закипая от гнева. Никто не заставит Учиху ждать. Ну, что-же, мои поздравления.
Я щелчком включил свет, решая не обращать внимания на его присутствие после того, как встретился с ним взглядом в темноте. Мне нужен был глоток воды, соленый бульон от рамена заставлял меня ощущать жажду. Попив, я прошел в свою спальню и собрал чистую одежду, надеть после душа. Позаботился о том, чтобы запереть дверь ванной на защелку, и позволил теплой воде катиться по мне до тех пор, пока она не стала очень холодной. Я знал, что дверь не удержит его, если у него появится желание войти внутрь, но также знал и то, что он был слишком гордым, чтобы выбивать дверь, чтобы получить желаемое.
У меня были годы опыта в обращении с последним Учихой, и за это время я стал по-настоящему хорош в нажимании нужных кнопок и манипулировании его чувствами. Саске ни за что не среагирует на приманку, которой болтают прямо перед его носом потому, что это может послужить доказательством его нетерпения заполучить желаемое. Это извращенное чувство гордости проистекало от того, что он всегда получал желаемое, стоило только ему захотеть. Почему я раздразнивал льва? Большей частью потому, что мог, а еще возможно потому, что и он тоже размахивал приманкой перед моим носом и знал, что для меня было слишком, чтобы сопротивляться соблазну.
Я вышел из ванной, вставая на пороге и ощущая теплый пар на своей спине. На мне были пижамные штаны и черная майка. Полотенце висело вокруг моей шеи, делая ворот майки слегка мокрым.
Саске стоял в конце коридора с руками, скрещенными на груди. За время своего ожидания он сбросил свой камуфляжный жилет, и теперь был одет только в черную рубашку, белые протекторы на предплечьях и привычную сетчатую майку. Я мог видеть, как перекатываются его мускулы под тугой тканью его майки. У него была подвеска – кончик куная, которым он убил своего брата, что висела у него на шее, а еще его обычные темно-синие штаны, бандажи на лодыжках, что были обернуты также и на подъемах ступней.
— Уже решил?
Его голос разорвал теплый летний воздух, как внезапный порыв ледяного ветра. Должен признаться, он был ужасен в своем нетерпении.
Я пожал плечами, потому что был слишком взволнован, чтобы сделать что-то еще. Схватился за концы моего полотенца вокруг шеи и ощутил, как махровая ткань трется о мою слегка подгоревшую кожу.
— Решил.
— И? – выплюнул он через сжатые зубы.
И снова я решил пожать плечами и наблюдать из-под прядей, как он делает шаг вперед. Почему я нажимал на его кнопки? Потому, что просто мог.
— И что?
— Твое решение! – гавкнул Саске, подкрадываясь ко мне, как лев к ничего не подозревающему оленю. – Ты жмешь на мои кнопки уже довольно долго, Наруто.
— Ага, знаю. Я когда-нибудь говорил тебе, что ты прекрасно выглядишь, когда злишься?
И снова потому, что мог, я продолжил издеваться над ним. Я научился еще одному фокусу в обращении с Саске: когда хочешь вывести его из себя, комплимент сразу после оскорбления – кратчайший путь проникнуть сквозь его защиту.
Его руки метнулись вперед, и он вжал меня в стену с силой, что всегда меня шокировала.
— Думаешь, ты все обо мне знаешь? – выплюнул он, его лицо было в дюймах от моего.
— Я знаю достаточно, Саске, — сказал я.
Я приклеил на лицо широкую улыбку и продолжал улыбаться, потому что отказывался показать ему, что фактически был напуган до усрачки.
— Тогда скажи мне свое решение, Наруто, — сказал он.
— Ты просишь? – внезапно спросил я.
Рука обхватила мою шею, но так и не сжалась. Она просто оставалась там, словно он раздумывал, стоит ли ее сжимать или нет. Я стоял совершенно неподвижно и смотрел ему в глаза. Он наклонился поближе, касаясь щекой моей щеки. Его дыхание веером касалось моего уха, пока он говорил:
— Последнего человека, который слышал мою просьбу, я убил.
— Угроза, Учиха?
Я позволил радужным оболочкам своих глаз сделаться кроваво-красными. Это было нечто, что я, наконец, научился контролировать. Еще один перл мудрости, которому меня научил Джирайя, тактика запугивания. Одна из многих, которыми я орудовал.