ВИКТОР (наблюдая за работой СОЛОМОНА). Хватит шутить-то, сколько вам лет?
СОЛОМОН (выдвигая ящик). Девяносто пять. Это такое уж достижение?
ВИКТОР. А вы чертовски здоровы.
СОЛОМОН (поворачиваясь к ВИКТОРУ с одобрительной улыбкой). Давно уже ношу на себе эту ношу, но знаете, что самое смешное? Забываешь обо всех неприятностях. Вынул карандаш — и как будто в тебя что-то впрыснули. Откровенно говоря, моим телефоном уже можно пользоваться как половником, по нему никто не звонит. Я хочу вас поблагодарить. (Показывает на ВИКТОРА). Хочу сказать: сделано все как следует. Можно открыть?
ВИКТОР. Конечно, все, что хотите.
СОЛОМОН (подходя к шкафчику). У некоторых из них были зеркала. (Открывает шкафчик — оттуда вываливается свернутый коврик размером 3х5 дюймов). Что это?
ВИКТОР. Бог знает. Наверное, ковер.
СОЛОМОН (рассматривая коврик). Нет, это коврик для машины.
ВИКТОР. Ну правильно, да. Когда они ездили. Господи, я не видел его столько…
СОЛОМОН. У вас был шофер?
ВИКТОР. Да, был.
Их взгляды встречаются. СОЛОМОН смотрит на ВИКТОРА, словно пытается навести на него фокус. ВИКТОР отворачивается, а СОЛОМОН возвращается к шкафчику.
СОЛОМОН. Смотрите сюда! (Берет с полки складной цилиндр). Боже мой! (Надевает и смотрится в зеркало в шкафу). С ума сойти! (Поворачивается к ВИКТОРУ). Наверное, он был лихой парень!
ВИКТОР (улыбаясь). Вы так хорошо в нем смотритесь!
СОЛОМОН. И со всем этим так прогореть?
ВИКТОР. Что ж тут удивительного? За пять-то недель. Или даже меньше.
СОЛОМОН. Ого! И не смог потом ничего вернуть?
ВИКТОР. Некоторые так не могут — собирать, потом продавать, потом…
СОЛОМОН (бормочет). Гм. И что же он?
ВИКТОР. А ничего. Сидел вот здесь и слушал радио.
СОЛОМОН. Нет, чем он занимался? Что…
ВИКТОР. Ну, вначале разменивал доллары для автоматов. А в конце разносил телеграммы.
СОЛОМОН (с горечью и удивлением). Да быть не может? И сколько у него было?
ВИКТОР. О, очевидно, пара миллионов.
СОЛОМОН. Боже мой! И что произошло?
ВИКТОР. Ну, примерно, в это время умерла мать, но и это ничего не изменило. Просто некоторые так не могут — вверх, вниз — вот и все.
СОЛОМОН. Слушайте, я вам расскажу про вверх вниз. Я обанкротился в тридцать втором, в двадцать третьем мне тоже досталось. И в девятьсот четвёртом и в девяносто восьмом. Но я не сидел так…
ВИКТОР. Ну, вы другой человек. А он в это верил.
СОЛОМОН. Во что он верил?
ВИКТОР. В систему, во все. И, по-моему, считал, что виноват сам. А вы — вы приходите, вешаете на уши лапшу — и все слушают. Вам сто пятьдесят лет, вы рассказываете ваши хохмы, все в вас влюбляются — и вы забираете что вам надо.
СОЛОМОН. Не слишком вы любезны.
ВИКТОР. Не надо упрёков, а? Так каков ваш ответ? И не надо больше смотреть, вы и так все знаете наизусть.
У СОЛОМОНА, кажется, набор приемов истощился. Он медленно смотрит по сторонам; кажется, что мебель, как угроза или надежда, нависла над ним со всех сторон. Его взгляд устремляется на потолок, руки сжаты.
Чего вы боитесь? Купите — и у вас снова появится занятие.
СОЛОМОН (смотрит на него, как бы желая еще больше проникнуться уверенностью). Так вы не считаете, что я делаю глупость?
ВИКТОР. Кто знает, что такое глупость… Ведь вам же нравится…
СОЛОМОН. Нравится? Да я в нее влюблен!
ВИКТОР. Так берите. Столько планов, а реализация…
СОЛОМОН (доверительно). Сейчас я вам что-то расскажу. В последние несколько месяцев — прямо не знаю, что происходит — она мне является. Я говорил, что у меня была дочь, мир ее праху, и она кончила самоубийством?
ВИКТОР. Когда это произошло?
СОЛОМОН. Произошло в… шестнадцатом, во второй половине. Очень красивая, кукольное личико, огромные глаза и чиста как утро. И теперь — прямо не знаю, что происходит, — я вижу ее так же ясно, как вижу вас. Практически каждую ночь. Только ложусь — она уже сидит рядом. И ведь поделать ничего нельзя, поэтому я только спрашиваю: что происходит? Что происходит? Может быть, тогда я что-то не то ей сказал… Может быть, действительно что-то не то. Все это… (Смотрит на мебель). Да я не собираюсь здесь умирать, вы не бойтесь. Но… хотите правду? Минуту назад, когда я говорил вам, что у меня было три жены… (Небольшая пауза. Его страх растёт). В эту минуту я вспомнил, что их было четыре. Что, это так ужасно? Первый раз я женился в девятнадцать, в Литве. Понимаете, что я хочу сказать: никто не знает, что важно, а что нет. Вот сижу я здесь с вами и… и… (Смотрит на мебель). А для чего? Не то чтобы я её не хочу, Я её хочу, но… Понимаете, всю жизнь я был прекрасный борец — пойди что-нибудь у меня отбери. Я бил направо и налево, я дрался в шести разных странах, пару раз меня чуть не убили, и это было… Вот как сейчас, когда я сижу здесь и болтаю, и говорю, что это был сон, сон! Вы себе не можете этого представить, потому что…