— Я вам мешаю? — саркастически осведомился Артём Петрович.
— Мешаешь, — последовал ответ.
— Это чем же?
— Работать мешаешь.
— А-а… Ну тогда, конечно… — Артём Петрович отошёл подальше и приостановился. А там и вовсе остолбенел.
На его глазах молодой пролетарий вынул крестообразную отвёртку, шагнул к ядовито-зелёному приёмнику макулатуры и, вывернув саморез из второй дырки, ввернул в пятую. А секунду спустя мелодично забулькал сотик. Не мысинский.
Юный пройдоха извлёк гаджет из нагрудного кармана, взглянул на дисплей — и его оттенённая синяком физия расплылась в улыбке.
Затем грянул сигнал вызова.
— Ага! — в полном восторге крикнул в трубку этот мерзавец. — Пришло! Спасибо! Дай вам бог здоровья!
И торопливо зашагал прочь.
Выйдя из столбняка, Артём Петрович выхватил свой телефон и ткнул пальцем в номер.
— Вы что творите?! — заорал он. — Мы как с вами договаривались?
— А как мы с вами договаривались?
— Крайний срок — час дня!
— Вы и вправду до часу дня собирались перетаптываться? — удивились в динамике.
— Так откуда ж мне было знать, что вы ещё кому-то поручили?
— Просто хотели подстраховаться…
— То есть плакали мои четыреста тысяч? — задохнувшись от злости, спросил Мысин.
— А как бы вы хотели? Пошустрее надо быть, Артём Петрович, пошустрее. В двадцать первом веке живём…
— Н-ну ладно… — зловеще процедил он, затем мазнул пальцем по дисплею и решительно двинулся к своему подъезду.
Как назло, какой-то придурок застрял в лифте. Нашёл время! Одолевая с одышкой пару лестниц между пятым и шестым этажами, Мысин слышал, как он там вопит и колотится.
Добравшись до шестого, Артём Петрович отпер дверь своей квартиры и стал вспоминать, куда он мог засунуть крестообразную отвёртку.
Инструмент нашёлся в кладовке.
Пока сбегáл вниз (в лифте продолжали бушевать) и перебегáл двор, много чего себе навоображал. Вот он, скажем, перевинчивает саморезы в исходное положение — и телефон принимается истошно голосить.
Далее представлялась примерно такая сцена:
— Слушаю вас, — интеллигентно выговаривает Артём Петрович.
— Вы с ума сошли! — слышится в ответ истерический крик. — Немедленно верните всё, как было!
— Не как было, а как стало, — педантично поправляет он.
— Не цепляйтесь к словам! Переставьте сию минуту саморезы! Иначе…
— А что иначе? Четыреста тысяч не переведёте?
— Вы не понимаете! — захлёбывается незримый собеседник. — Если вы этого не сделаете, всем нам грозит катастрофа!
— Какая?..
Хм… А в самом деле — какая?
Артём Петрович озадаченно почесал маковку отвёрткой, но так ничего и не придумал. Да какая бы кому катастрофа ни грозила, меньше миллиона он с них теперь не слупит. А то — ишь! Лоха нашли…
Он поднёс отвёртку к крестообразной прорези — и такое ощущение, будто его со всего маху ударили палкой по затылку.
Это было его последнее ощущение.
Некто в штатском осторожно подступил к открытому окну неприбранной и, судя по всему, нежилой комнатёнки на девятом этаже и приставил к глазам армейский полевой бинокль.
— Чисто… — с уважением оценил он.
— По-другому у меня и не бывает, — ворчливо отозвался второй (тоже в штатском), разбирая и упаковывая в футляр снайперскую винтовку.
Первый ещё раз всмотрелся с девятиэтажной высоты в распростёртое возле ядовито-зелёного ящика тело и прикрыл окно. Обернулся.
— Однако нервы у тебя, — позавидовал он. — Ещё секунда, прикинь, — и это чмо опять бы всё на хрен поменяло. Вот перевинтил он снова саморезы — представляешь, что стряслось бы?
— А что бы стряслось? — поинтересовался второй, закрывая футляр.
— Откуда ж мне знать! — оторопел тот.
— Во-от… А мне тем более. Приказали — выполним. А прочее — не моя забота. На то начальство есть…
Февраль 2025
Волгоград