Василий Семенович успел доехать домой, переодеться в бывший когда-то выходным темно-коричневый чешский костюм, рубашку и галстук, подаренный ему на пятидесятипятилетие сотрудниками, положил в кошелек заначку из двух пятисотрублевых бумажек, натянул плащ и потрусил в метро, рассчитав время так, чтобы приехать на станцию «Проспект Мира» без пятнадцати восемь. Без пяти он уже стоял во дворике напротив «Дома моды Славы Зайцева», у маленькой деревянной двери, ведущей в подвал, и ожидал своего знакомца.
Тот появился вовремя. Это был щуплый, безвозрастный человек в дешевой турецкой кожаной куртке, надетой поверх такого же недорогого костюма, в кожаной кепке на лысеющей узкой голове, с видавшим виды кожаным портфельчиком в руках.
— Здесь тихо? — спросил он вместо приветствия.
— В самый раз, — ответил Василий Семенович.
Они спустились в ресторан. Непонятно, что имел в виду Василий Семенович, утверждая, что в зале тихо, поскольку первое, что услышали приятели, войдя туда, — рев электрооргана и классический, чуть с хрипотцой голос, словно созданный для блатного шансона. Однако Дмитрия Владимировича это почему-то не смутило.
— Ну, как? — спросил его Трегубец.
— Отлично, — ответил Пакин.
Провожаемые невысоким полноватым официантом с круглым крестьянским лицом, они прошли к дальнему от входа столику, огороженному от основного зала невысокой фанерной перегородкой, усевшись друг напротив друга, принялись внимательно изучать меню.
— Сам-то здесь когда-нибудь ел? — спросил Пакин.
— Пару раз, — ответил Трегубец.
— Вкусно?
— Нормально.
Изучение меню заняло минуты две, от силы три. Они подозвали все того же хлопца, заказали пол-литра водки, две ухи по-монастырски, свинину на косточке и бутылку «Боржоми».
— Говорят, ты опять набедокурил, — сказал Дмитрий Владимирович, глядя бесцветными глазами в лицо Трегубцу.
— Такой уж характер, — рассмеялся Василий Семенович. — Никак не могу начальству угодить. Вот из кожи вон лезу — ан не получается!
— В наши-то лета поосторожнее надо быть, — ответил Пакин.
— Надо бы, надо, — сокрушенно покачал головой Трегубец. — Взял бы в ученики!
— Хлопот с тобой много, — парировал Дмитрий Владимирович.
— Ну что, полечимся? — предложил Василий Семенович, разливая по рюмкам беленькую.
— Дай бог, не последняя, — так же не интонируя произнес Пакин и опрокинул рюмку в глотку.
— У-гу, — кивнул Трегубец и отправил в свою положенные пятьдесят граммов.
— Ну что, подождем горячего или сразу о делах побеседуем? — хмуро спросил Пакин.
— Да как скажешь, Дмитрий Владимирович. По мне — все одно.
— Ну, тогда, чтобы аппетита не портить, давай сразу закруглимся. Зачем звал?
— Да вот, понимаешь, — начал Трегубец, — копал я тут одну историю, не так тебе интересную…
— Понял, без подробностей, — поторопил Пакин.
— Я и говорю. Копал, значит, историю, и всплыл там один персонаж, очень, понимаешь, интересный мне персонаж, я бы даже сказал, нужный. Да вот беда: подобраться к нему без твоей помощи я никак не сумею.
— Что, обессилила доблестная милиция?
— Милиция-то не обессилила, да человечек этот не в моей юрисдикции.
— То есть?
— А что и слышишь. Проживает он, понимаешь, в славном городе Лондоне, а от меня это ой как далеко. Не по средствам мне путешествия.