— Ну ладно, не ершись.
— Я вот что: по поводу тех картин, про которые ты вчера разорялся. Я чего-то не понял: ты их обратно хочешь получить или получить, чтобы продать?
— А что вдруг? — спросил Ермилов.
— Да нет, просто, если продать — это одно, а если в коллекцию… Так у тебя вроде и коллекции нет никакой?
— Ну, скажем, это не твоя забота, что у меня есть и чего нет. Но если честно, то мне вся эта свистопляска так надоела! Как только получу, избавляться от них буду всеми силами. А потом, сейчас и положение не ахти, продавать, конечно, надо. В посредники набиваешься?
— Я, Гена, никогда ни к кому не набиваюсь: ко мне приходят, меня просят. Гоге Рахлину нет нужды набиваться, он еще сам подробно рассмотрит и выберет, кого в попутчики взять, а кого на перроне оставить.
— До чего же вы, евреи, обидчивые, — сказал Ермилов. — Да нет, Гога, я не против. Ежели они найдутся или на тебя кто выйдет — Бог с тобой, ищи покупателей. Свои десять процентов честно всегда получишь.
— Понял, понял. Да я так, к слову. Что вечерком-то делаете?
— Не знаю еще.
— А то смотри, подъезжайте ко мне, посидим, поболтаем.
— Видно будет, время еще детское. Созвонимся.
— Хорошо.
— Ну, счастливо.
«Выходит, я был прав, — подумал Рахлин, повесив трубку. — Гене картинки ни к чему. Тогда и мне они, в общем, ни к месту. Сам с мальчиком разберусь, сам картинки пристрою. А вам, господин Ермилов, спасибо за наводку». Он улыбнулся, хлопнул себя по ляжкам и крикнул:
— Лота! Собирайся, пошли пообедаем.
ГЛАВА 9
Когда Сорин вернулся в гостиницу, Люси уже работала, не покладая рук. Картины лежали на полу, вокруг них стояли баночки, валялись ватные тампоны и кисти, тряпочки, смоченные чем-то, отчетливо пахнущим химией. А подруга Андрея ползала среди всего этого безобразия, поминутно прикладывая то одну, то другую тряпицу к поверхности полотна.
— Прервись, — сказал ей Сорин.
— Нет, я люблю все сразу до конца доделывать, — сказала Люси, продолжая смывать свои художества с картин классиков. — Ну, как прошла встреча?
— На высшем уровне, — ответил Андрей.
— Ему было интересно?
— А как же! Покажи мне хоть одного галериста, занимающегося авангардом, которому это было бы неинтересно.
— Все-таки контрабанда.
— Все-таки он русский. Ты сама говорила, что все русские на Западе слегка мафиози. И в этом я тоже не сомневаюсь.
— А мы опять на нож не попадемся? — спросила англичанка, внимательно посмотрев на Сорина.
— Нет, не волнуйся. Там указание было, а здесь… Здесь человек деньги делает.
— Боюсь я всего этого, Эндрю.
— А денег хочешь?
— Денег хочу, — честно призналась Люси.
— Тогда трудись, а я отправился за пленкой. — И Андрей вновь покинул подругу.
Вернувшись через полчаса, он обнаружил, что Люси уже почти закончила расчистку трех вещей.
— Долго еще? — поинтересовался Сорин.
— Часа полтора.
— Тогда я посплю, устал что-то с дороги.
Он зарядил фотоаппарат, а потом скинул ботинки и завалился на мягкую гостиничную койку прямо поверх покрывала. Через час он почувствовал, что кто-то трясет его за плечо.
— Вставай, вставай, хватит спать, пора работать.
Картины, уже окончательно отмытые еще поблескивая от влажной обработки, стояли вдоль стен, готовые к показу и фотосъемке. Андрей тщательно отщелкал тридцать шесть кадров, стараясь найти для каждого произведения максимально удобный и качественный ракурс. Завершив работу, он удовлетворенно вздохнул:
— Будем надеяться, что японская пленка не подведет.
— Ты когда завтра будешь звонить?
— Он просил часа в два. Где-нибудь так и позвоню.
— А что будем делать теперь?
— Сначала — поесть, — сказал Сорин, и они отправились в ресторан.
Известие о смерти Трегубца застало Старыгина врасплох. И хотя после слов Василия Семеновича о передаче конверта Ян и подумал, что тучи, сгустившиеся над Трегубцом, весьма огромны, но все же так быстро, так внезапно — этого он осознать не мог. «Может быть, действительно хулиганы, просто совпадение? — говорил он себе, выслушав на «летучке» информацию о смерти своего начальника. — Нет, не может быть, чтобы так просто, и ни следов, ни зацепки».
Вернувшись домой, он достал из-за книг конверт и внимательно ощупал его: ничего, кроме бумаг, там не было. Но Трегубец просил ни в коем случае не вскрывать послание. Поборовшись полчаса со своим любопытством, Ян все-таки решил не идти против воли начальника, пусть уже и покойного. Он захватил конверт с собой, вышел из дома и, добравшись до первого телефона-автомата, набрал указанный номер. Трубку подняли сразу, как будто ждали.