Взгляд богини был направлен на посетителей и ничего хорошего он не сулил. Неизвестный скульптор настолько четко выполнил фигуру, что казалось будто в любой момент Сехмет поднимется с трона, чтобы покарать незваных гостей.
— А ниче у не фигурка, жаль только морда кошачья, — усмехнулся Глеб, после того как шок первых секунд прошел. — Интересно, хвост тоже где-то имеется?
— Понятия не имею, — не стал я развивать тему. — Ход дальше видишь?
— Нет. Это походу последний зал. И где тогда кинжал? В башнях что ли?
— Предлагаю порыться здесь хорошенько. Сомневаюсь конечно, но он может и в какой-нибудь кладовой прятаться.
— Помоги Даше-путешественнице найти кинжал дохлой богини, — непонятно к кому обращаясь выдал Глеб, — ну пошли искать.
Через час, потраченный на изучение доступного нам пространства, выяснилось, что в тронном зала кроме собственно самого трона и сидящей на нем богини не было ничего. Мы обшарили все стены, едва ли, не простукивая каждый камень на наличие полостей. Осмотрели скульптуру, выискивая секреты или тайники. Пытались нащупать рычаги, открывающие скрытые проходы. Все тщетно. Единственное, что заслуживало внимание, это непонятные знаки, вырезанные на основании трона, но скорее всего это была какая-то древняя письменность, которой естественно мы не владели, а гугла в этом мире еще не придумали.
После небольшого отдыха и перекуса, мы сошлись на том, что придется прогуляться и в другие помещения храма.
Еще несколько часов нам потребовалось на исследование четырех башенок в которых спрятались кельи служителей богини, и множества маленьких, явно технических помещений. С каждой минутой настроение и так хреновое после всего случившегося все глубже скатывалось в пропасть отчаяния. И как вишенка на торте, я начал чувствовать, что темный источник постепенно прорывается сквозь барьеры и давит, давит, давит на мозг. Под конец поисков я не сдержался и разнес в мелкую крошку заброшенную келью, состоящую из каменной лежанки и стола, сделанного из того же материала. Выплеск гнева несколько снял напряжение, но надолго это помочь не могло.
В итоге, убедившись, что усилия наши безрезультатны, мы вновь вернулись в тронный зал. Глеб негодовал:
— Гребаная Сехмет. Я, мать ее через дышло, надеялся на огромный сундук, набитый золотом, а по итогу нашел только пауков, которые, наверное, мышами питаются, да сломанную мебель. Нету тут ни хрена.
— Что делать будем, есть идеи?
— Только одна — придется сваливать отсюда.
— Возвратный маяк у тебя?
— Да, забрал у Семена. — Глеб вытащил из кармана хрустальный амулет, выполненный в форме черепа мелкого грызуна. — Активируем?
— Он не будет работать в храме. Даже если сигнал уйдет, портал сюда не откроется, в этом я уверен на все сто.
— Не попробуем — не узнаем.
— Глеб, он одноразовый, не забыл? Разобьешь его и на этом все.
— Ну а что еще делать? Храм этот обрыганый нас не выпускает. Ножа нет, золота тоже. Еды и воды конечно хватит на несколько дней хватит, но какой смысл тут сидеть?
— Не знаю. Надо попробовать найти выход.
— Пошли лучше проверим, может ворота разблокировались.
Пожав плечами, я поднялся с пола, который несмотря на то, что был сделан из камня, не пытался вытянуть из тела все доступное тепло — снизу веяло теплом.
Ворота, как и предполагалось, на мои попытки взаимодействия не реагировали от слова совсем. Хорошо хоть рисунки на стенах оставались неподвижными и то хлеб. Убедившись в том, что храм нас запер, мы понуро вернулись к скульптуре богини.
— А счастье было так близко, — вздохнул Глеб. — Ну что, активирую я маяк?
— Ты же понимаешь, что нам не заплатят? Я думал, для тебя это важно.
— Все так, Леха. Помнишь, я когда-то говорил, что большинство магов со временем пресыщаются земными благами. А мне все еще интересны и дорогие машины, и изысканная еда, нравится обладать шикарной недвижимостью. Ты когда-нибудь голодал?
— Нет, — честно признался я, — мы были хоть и небогатой семьей, но нужды не испытывали.
— Повезло. — Глеб уселся возле трона. — А у меня батя бухал как не в себя. Так и сдох в сугробе. Мать уборщицей работала, а тогда, двадцать лет назад в стране такая жопа была, что денег мы не видели почти. Я до сих пор помню, что такое суп из крапивы и картошки кроме которого больше нечего есть. Или одежда, которую приходилось носить до тех пор, пока она не становилась настолько мала, что уже не налазила на тело. Потом, конечно стало чуть легче, но ужас нищеты меня так до конца и не отпустил.