После поверки всех загнали назад в барак, лязгнул снаружи засов, запирая железную дверь. В крохотное окошко я заметил, что снаружи погасили половину ламп, и туннель погрузился в полумрак. Вот такой у них был «вечер». Староста ушел спать в свою каморку, обитатели барака оказались предоставлены сами себе. Началась ночная жизнь. В свете тусклых загаженных ламп дневного света, которых едва-едва хватало, чтоб разогнать темноту, обитатели барака ссорились, менялись, играли в карты. Некоторые, я бы сказал, больше половины, просто лежали на своих нарах, уставившись в потолок. Уже глубокой ночью я услышал, как где-то в бараке завязалась ссора. Раздраженные голоса звучали все громче, потом кто-то закричал, даже не закричал, а завизжал, как поросенок, крик перешел в хрип и все затихло. Я пытался заснуть, но не мог, все тело чесалось. Барак кишел вшами, не избежал их компании и я. Кажется, я в ту ночь таки не заснул, стоило мне задремать, как укусы проклятых тварей будили меня, и я принимался неистово чесаться. Первая ночь в туннеле оказалась сущим адом.
Удары в рельс разбудили обитателей барака. Наступило «утро», вдоль нар забегали помощники старосты, стаскивая с нар замешкавшихся, пинками и ударами палок они выгоняли всех наружу и строили. Раздали завтрак, кусок хлеба и полчерпака баланды, опять повторился ритуал с построением и перекличкой. На этот раз возле старосты стоял какой-то человек. Этот был одет по высшему разряду — меховые унты, шапка, дубленка, шарф ручной вязки, лицо гладкое, чисто выбритое и упитанное. Начальничек, в общем. Оказалось, что кого-то не хватает, но недоразумение быстро разрешилось. Помощники старосты скрылись в бараке, и вскоре вынесли оттуда окровавленное полуголое тело. Зрелище, судя по всему, было обычным, и пересудов в строю не вызвало. Сверяясь с наладонником — вот он, хай-тек на службе феодализма, староста стал распределять кацетников «по работам», выкликая фамилии. Помощники старосты, они же бригадиры, строили кацетников и уводили. Я, вместе с еще десятком кацетников попал в бригаду говновозов, нашей обязанностью было вывозить бочки-параши. Бригадир повел нас через дверь в соседний туннель, я попал туда впервые, поэтому смотрел и мотал на ус. Этот туннель был пониже, и играл роль склада, как и большой, он был двухполосным, на одной полосе впритык стояли машины, контейнеры, сотни двадцатифутовых контейнеров, вторая полоса оставалась свободной. Нас проводили мимо закутанных в брезент машин, в которых я опознал бронетехнику, я старался запоминать все, мимо чего мы проходили. Фрайман накопил немалую силу, у него было даже несколько танков, о прочей гусенично-колесной стреляющей технике я и не говорю. Бронетранспортеры, тягачи, генераторы, просто тентованные грузовики, было несколько передвижных радиостанций большой мощности, один за другим стояли прицепы-цистерны с горючим. Работали генераторы, было холодно, дул пронизывающий сквозняк. В конце и начале туннеля был виден свет, он не был закупорен, так выхлопные газы от работающих генераторов уносило сквозняком.
Между машин стояла тележка, это и была наша цель. Повинуясь командам бригадира, мы впряглись в тележку, и направились к началу туннеля. Нашей задачей было вытащить все параши от начала туннеля и до конца. Кроме нас была еще одна такая бригада, женская. Женский барак был следующим после нашего, там все с виду было так же, как у нас, только закутанные в рванье фигуры были без бород, да староста материлась простуженным визгливым баском. Нам было запрещено разговаривать с женщинами, или подходить к женскому бараку. Бригадир просветил меня на этот счет ударом палки по голове, когда я неосторожно сделал шаг в ту сторону. Я заметил, что остальные кацетники, проходя мимо женского барака, старались даже не смотреть в ту сторону.