— Эти упыри, как обычно, вовремя, — возмутился Ачим. — Что же поделаешь, придется открывать, они ведь дверку с петель сорвут. Простите, я отлучусь.
Он встал из-за стола и вышел на улицу.
Элен и ее мать сидели молча, словно пытаясь услышать разговор за дверью.
— Скажите, кому это свободные крестьяне Кайвенгерна платят дань? — поинтересовался Хавенел. — Неужто нашелся человек, который смог купить у вас свободу?
— Купить, — усмехнулась Сияна. — Нет, он отобрал ее, этот Сильвиан приехал со своей шайкой бандитов. Как же они себя называют?..
— Черными ножами, — вставила Элен.
— Ах да, именно так и называют, — продолжила мать. — Они, видать, очень умные, смекнули, что в краю, где нет царей, лордов или баронов, нет и законов. Приперлись сюда и начали грабить деревеньки, убивать людей, жечь дома. Я пятый десяток живу, но большей жестокости не видела. Особенно их этот Ярмик, он вроде палача. Видала я, да и не только я, вся деревня видела, как он над бедной Агнесткой издевался. Мужики потом спать не могли, а кто послабее был, те в обморок падали иль блевали прямо там, на публичной казни. Вот и решили старосты со всего Кайвенгерна им предложение выдвинуть: мол, мы их предводителю Сильвиану дань каждый месяц, а они нас не трогают. Вот теперь так и живем.
— И что, вы даже сопротивляться не пытаетесь? — заговорил Хавенел. — Какой тогда смысл в свободе, если вы не можете ее отстаивать?
— Да мы и рады бы, но только гляньте на нас: полтора калеки. Мы в руках, кроме коровьего вымени, ничего не держали. Признаться честно, даже страшно, в конце концов, мы с мужем, как старосты, в ответе за этих людей, как-то не хочется, чтобы их всех перерезали, а так хоть все живы будем.
— Знаете, мой отец говорил мне: «Трус свободным не бывает», — ответил он.
Сияна хотела было что-то сказать, уже открыла рот, но за дверью раздался стон Ачима, а за ним незнакомый истеричный смех.
Элен метнулась к окну.
— Вот же гиены! Они его бьют! — злобно сказала она. Мать и Хавенел подошли к окну. Сквозь чистое стекло было отлично видно, как трое небрежно одетых в истертые стеганые куртки мужчин дружно избивают валяющегося на земле Ачима.
— Они же его убьют! — Элен потянулась к луку. — Ну сейчас я им…
— Элен! — мать преградила ей путь и схватила руками за плечи.
— Мама, это неправильно! Они бьют твоего мужа, моего отца на глазах у всей деревни, а мы сидим тут и ничего не делаем. Это позор! Они же относятся к нам как к скоту, уже который раз нарушают договор и являются за данью раньше времени, притом что мы вообще не должны им платить.
— Вмешаешься — Сильвиан всю деревню вырежет, — мать все еще безнадежно пыталась остановить дочь, а Хавенел наблюдал за избиением беззащитного человека. Он ощущал странное чувство: будто это уже было тогда, много лет назад, в юности. Он был слаб, его сковывал страх и собственная неуверенность, все, что он мог — это молча наблюдать. Но ведь теперь все иначе: тело его окрепло, выдержало тяжелейшие тренировки, покрылось шрамами, побывало в боях. Почему он все еще стоит здесь и все так же молча наблюдает?
— Хорошие же из вас старосты, — Элен решительно шагнула вперед, отодвинув рукой мать. — Тоже мне, хранители традиций и устоев! — она уже ступила за порог, но Хавенел схватил ее за руку, очень крепко и дернул назад.
— Элен, не лезь, сиди здесь. Я разберусь.
— Хавенел, не надо, прошу вас! — мать попыталась остановить и его.
— Ваша дочь права, этих псов лучше остановить, иначе они убьют вашего мужа.
Хавенел накинул капюшон, спрятал лицо за маской, открыл дверь и исчез за порогом дома, в свете золотистого заката, освещающего улицу.
Деревня будто опустела, лишь в окнах домов изредка мелькали то ли удивленные, то ли испуганные лица. Трое мужчин, так увлеченно, с каким-то особым садистским удовольствием избивающие валяющегося на земле и даже не пытающегося сопротивляться Ачима, не обращали внимания ни на что. Их не отвлек даже громкий стук дверью, специально сделанный Хавенелом.
— Эй, собаки, хорош его пинать, — крикнул им Хавенел.
Они остановились и голодным взглядом посмотрели на него, словно звери.
— О, ты что за крендель? — сказал один грубым, хриплым голосом. — Ребята, он по ходу не понял, куда попал. Это Кайвенгерн — край свободы, повторю: с-в-о-б-о-д-ы, значит, бью кого хочу и делаю что хочу. Правильно я говорю, мужики? — обратился он к своим сообщникам и пнул Ачима под дых. Тот застонал, как щенок, и скорчился.
— Оставь его, — спокойно сказал Хавенел.
— А что, хочешь с ним местами поменяться, а? Ну так прошу, мы будем только рады!