Ашти Бег спала в нескольких ярдах от него, подложив руку под голову. У каждого борта лодки сидела пара стражников, еще несколько расположились на носу и корме, глядя на неизменяющуюся реку. Данат присоединился к наблюдателям на носу и, казалось, о чем-то разговаривал с ними. Приятное зрелище. После того, как Ота исчез из постоялого двора, он беспокоился, что между Данатом и капитаном охраны могла возникнуть неприязнь. Но, похоже, Данат специально вел себя так, чтобы этого не произошло.
Ота выбрал бы лодку побольше, но печи на корме были надежными, колесо — новым; да и выбора почти не было. На набережной стояли всего три лодки, и даже император не мог сотворить из воздуха четвертую. Ана и Идаан сидели рядом на скамье, высотой в голень, держась за руки.
Ота уже и раньше замечал, что Ана и Ашти Бег стремились касаться кого-нибудь. Словно после потери зрения у них возник голод на людей, и они переплетали пальцы с теми, кто находился рядом.
— Вы обе чудесно выглядите, — сказал Ота.
— А твои волосы выглядят так, словно в них мыши устроили гнездо, — сказала Идаан.
Кончики пальцев Оты подтвердили ее оценку. На самом деле все они были не очень-то ухоженными. Слишком много недель в дороге. К тому же они мылись тряпками в чуть теплой воде и выглядели достаточно сомнительно. Где-то к востоку от Утани к ним присоединилась колония вшей, которая все еще занимала их вечерами. Ота представил себе, что в таком виде идет по дворцам в Утани и улыбнулся.
Он подошел к борту, где стояли ведро и веревка, как раз для подобных ситуаций. Под взглядами стражников он сам опустил веревку в реку и набрал воду в ведро. Когда он встал на колени и вылил ведро на голову, ему показалось, что внутри образовался лед. Он ухнул, содрогнулся и откинул волосы назад. Идаан, сзади, засмеялась. Он подошел к ним, и Ана протянула ему кусок материи, чтобы он мог вытереться и обсушиться.
И так всю дорогу. Сзади лежала трагедия, впереди — полная неопределенность. Его глодали страхи, вина и печаль, но сестра сидела здесь, весело смеясь вместе с ним. И его сын. Их окружала река — холодная, неудобная и прекрасная. Каждый день означал еще больше смертей, но плыть быстрее было невозможно. Ота вспомнил, что, будучи моложе, часами сидел на носу и хмуро смотрел на воду, словно одной силой воли мог сделать из вещей то, чем они не были. Сейчас, в старости, он мог отложить свое нетерпение на какое-то время, сдержать энергию до того мгновения, когда она может что-то изменить. Он научился отдыхать. Возможно, философы назвали бы это мудростью.
Где-то впереди Маати, Эя и новый поэт ехали в Утани, чтобы, как он считал, заявить о своей победе. Эя, возможно, уже пленила своего андата и вернула женщинам городов Хайема их матки. Тогда опять появятся дети, новое поколение займет место старого. Гальт принесут в жертву, и мир станет таким, как был. На месте разрозненных городов возникнет империя с андатами, рабами духа и воли, которая поставит себя над всем остальным миром.
Пока не придет новый Баласар Джайс, который ее свергнет, и весь цикл страданий и отчаяния начнется заново.
— Ты выглядишь мрачным, — сказала Идаан.
— Закаляю себе на случай неудачи, — ответил Ота. — Мы очень скоро нагоним их, я полагаю. И…
— …ты подумаешь о прощении, — сказала Идаан. Ота поглядел на Ану, сосредоточенно слушавшую разговор. Идаан покачала головой: — Девушка достаточно сильна духом, чтобы знать правду. Неправильно смягчать ее.
— Пожалуйста, — сказала Ана.
Ота глубоко вздохнул и дать возможность воздуху выскользнуть наружу. Речная вода оставила холодный след на его спине. На восточном берегу взлетело полсотни ворон, испуганных чем-то на земле или друг другом.
— Если мы потеряем Гальт, — сказал Ота, замолчал и начал опять, медленнее. — Если мы потеряем Гальт, я не верю, что смогу простить их. Я знаю, что ты скажешь, что скажет Данат. Я постараюсь. Я постараюсь сделать все, чтобы остановить это, даже если это означает согласиться с тем, что я потерпел поражение, но простить их… это не в моих силах. Я слишком стар, чтобы прощать и…
— И? — сказала Идаан так, словно была согласна.
— Я не понимаю, — сказала Ана.
— Ты не понимаешь, потому что никогда никого не убивала, — сказала Идаан. Ота взглянул на нее. В темных глазах Идаан читалось сочувствие. Когда она продолжила, слова были адресованы Ане, но взгляд обращен на него. — Мало кто знает, что в молодости мой брат кое-что сделал. Только его лучший друг, Маати, знал все его тайны. А от него Семай. И я, тоже, одна из тех немногих, кто знает, что произошло в Сарайкете много лет назад.