— Я хочу поблагодарить вас, — сказала она, когда они дошли до изгиба широкого коридора.
— Не вижу, чем я это заслужил, — сказал он. — Если есть что-нибудь, что я могу сделать для тебя…
На ее глаза навернулись слезы, сверкающая вода угрожала смыть краску для век. Маати взял конец рукава и аккуратно промокнул ее глаза. На коричневой материи появились черные пятна.
— После Удуна, — начала Ванджит, потом замолчала и начала сначала. — После того, что гальты сделали с моими братьями и родителями… Я думала, что больше никогда не заведу семью. Так лучше, чем если бы в моей жизни появился кто-нибудь, за кого я бы настолько переживала, что стала бы страдать, потеряв его.
— О, Ванджит-кя. Ты не должна думать об этом сейчас.
— Но я думаю. Думаю все время. Вы ближе всего к человеку, которого я могла бы назвать отцом. Вы самый самоотверженный человек, которого я знала, и для меня было честью участвовать в вашей работе. И я нарушила обещание, которое дала себе. Мне будет не хватать вас.
Маати принял позу несогласия и просьбы разъяснения. Ванджит улыбнулась и покачала головой, бусины и ракушки в ее косичках застучали, как удары когтей по камню. Он ждал.
— Мы оба знаем, что у меня мало шансов увидеть закат, — сказала она, мрачно и сдержанно. — Грамматика, которую мы создали, скорее догадка. Мы играем с силами более смертельными, чем огонь или потоп. Если я была кем-нибудь другим, я бы не поставила на себя и полоску меди, если бы вы предложили мне пари.
— Это неправда, — рявкнул Маати. Он не собирался кричать и понизил голос, когда опять заговорил: — Это неправда. Мы проделали хорошую работу. Не хуже того, что я выучил у дай-кво. У тебя шансов больше, чем у любого поэта, которого я видел. Если хочешь, я могу поклясться.
— Не обязательно, — сказала она. Из холла доносился веселый разговор, слышались взрывы смеха. Ванджит взяла его ладонь. Он никогда не замечал, что у нее такие маленькие ладони. Что она сама такая маленькая, едва выше ребенка.
— Спасибо вам, — сказал она. — Что бы ни случилось, спасибо. Если я сегодня умру, спасибо. Вы понимаете?
— Нет.
— Вы сделали мою жизнь терпимой, — сказала она. — Я никогда не смогу отплатить за это.
— Сможешь. Ты сможешь отплатить за его и с гаком. Не умирай. Добейся успеха.
Ванджит улыбнулась, приняла позу повиновения приказу, потом шагнула вперед и заключила Маати в медвежьи объятия. Он ласково прижал ее голову к своей груди, и зажмурился, на сердце было больно и тревожно.
Комната, которую они отвели для пленения, когда-то была спальней одной из более юных групп. Ровные ряды коек исчезли, из окон лился полуденный свет. Ванджит взяла округлый мелок и начала писать слова пленения на широкой южной стене, древние и современные слова сливались вместе в новой грамматике, которую они создали. С подушки Маати у задней стены буквы казались расплывчатыми и неясными, но он видел, по их форме, что с последнего раза пленение резко изменилось.
Эя сидела рядом с ним, положив руку на его, и, не отрываясь, глядела в противоположную стену. Она выглядела наполовину больной.
— Все будет хорошо, — прошептал Маати.
Эя кивнула, не отводя глаз от бледных слов на дальней стене, похожих на яркую тень. Ванджит закончила писать, вернулась к началу и медленно прошла вдоль всей стены, читая написанное; потом, удовлетворенная, положила мелок на пол. Посреди комнаты находилась единственная подушка, ее. Она остановилась у нее и повернулась лицом к маленькой группе у задней стены. Приняла позу благодарности, повернулась к лицом к пленению и села.
Маати очень хотелось встать и закричать. Он мог стереть текст со стены, опять поговорить о пленении, в последний раз проверить ошибки. Ванджит начала декламировать, он никогда не слышал таких интонаций. Ее голос был негромким, упрашивающим, нежным. Маати сжал кулаки и промолчал. Эя, казалось, перестала дышать.
Звук голоса Ванджит наполнил воздух, раскатываясь так, словно здание внезапно увеличилось. Зазвучало эхо, настоящий голос Ванджит пошел на убыль. Слова и фразы голоса и эха сливались в одно, рождая новые изречения и значения. Переливы девичьего голоса гармонировали друг с другом, и Маати услышал третий голос, ни Ванджит и ни эха, глубокий и звонкий, как у колокольчика. Он декламировал слоги, заимствованные у слов пленения, создавая еще один уровень звука и замысла. Воздух сгустился, спина Ванджит — плечи сгорблены, голова опущена — казалась слишком низко. Маати почувствовал запах горячего железа или, возможно, крови. Сердце забилось от невыразимого страха.