Глава 9
— Так это и есть Одерхолд? Мы возьмём его за день.
Этой короткой фразой ограничился кондотьер Эмилио Сфорца, когда до родового замка дома Одерингов оставалось чуть меньше мили. Таринор не знал наверняка, была ли это так свойственная аккантийцам бравада или же военный опыт действительно позволял делать подобные суждения, но всё же склонялся ко второму.
Сфорца выглядел, говорил и даже ел, как человек, который добрую часть жизни посвятил военному ремеслу. Он был высоким и поджарым, с шапкой коротких угольно-чёрных кудрей, а бороде предпочитал короткую, в полпальца толщиной, щетину.
О своём возрасте кондотьер не упомянул ни разу, но Таринору показалось, что тому должно быть никак не меньше пятидесяти. Об этом говорили тронутые сединой виски и залысины на лбу, делавшие слегка выпуклый лоб ещё выше.
При их первой встрече Сфорца был облачён в плотное бархатное сюрко с красно-чёрными полосами и просторную белую рубаху. На собеседника он глядел прямо, а тёмные глаза делали зрачок почти невидимым. Когда Сфорца протянул руку для рукопожатия, Таринор заметил массивное кольцо-печать, но вот что на нём было изображено, разглядеть не успел. Должно быть, там был изображение льва, потому как во время привала над тёмно-алым шатром кондотьера развевалось красно-чёрное полосатое знамя, на котором золотой лев изрыгал такое же золотое пламя.
Войско обошло замок и разбило лагерь к юго-востоку от него вверх по течению Руки лорда. В этом месте русло оставалось ещё сравнительно узким, так что можно было с лёгкостью увидеть, как жители деревушки на том берегу зажигают свечи в домах.
Таринор разделил палатку с Игнатом и Тогмуром, как и всё то время, пока они следовали сюда.
— Меня столько времени окружают рыжие, что я уже и сам должен порыжеть, — усмехнулся он, привязывая кобылу, с лёгкой руки Мираны названную Гретой. Поначалу Таринор не собирался брать лошадь с собой, но, вспомнив, как непросто ему давалось тащить на себе поклажу в годы войны, изменил своё мнение.
Грета показала себя смирной и послушной. Обычно Таринор просто вёл её под уздцы, перекинув сумки через седло, но иногда Игнат или Тогмур давали ногам отдых и ехали верхом. Наёмник молился только, чтобы Асмигару вновь не вздумалось поговорить с ним через лошадь.
Завязав хороший узел, Таринор снял с седла сумки и отправился в палатку. Маг и северянин тем временем возились с костром.
— Ничего не выйдет, дрова отсырели, — вздыхал Игнат, глядя на бесплодные попытки Тогмура разжечь из искр пламя. – Давай уже помогу, становится холодно.
— Сказал сам — значит сам! — пыхтел тот, отчаянно щёлкая кресалом. — Сейчас уже мох тлеть начнёт, а там и пламя…
— А мы к тому времени продрогнем, как собаки. Чёртов мох тоже сырой! Я всю дорогу развожу нам огонь, для меня это как пальцами щёлкнуть. Буквально! — маг прищёлкнул, и на кончиках пальцев заплясал огонёк. — С чего это ты вдруг вызвался, раз не умеешь?
— Я разжёг столько костров, что тебе и не снилось, южный мальчишка, — обиженно ответил Тогмур.
Таринор вдруг понял, что ни разу не видел, чтобы северянин разводил огонь. Ни во время их пути из Грарстенна, ни по дороге в Высокий дом. Даже сейчас ему пришлось дать своё огниво.
— Забавно. Полный лагерь аккантийцев, а южанин, получается, я, — захохотал Игнат и подул в сжатые в замок руки. — Чёрт, до чего же зябко! Едва чувствую пальцы. Да и есть уже хочется… Эй, Таринор, — он оглянулся через плечо в палатку, — осталось у нас что-нибудь?
— Если ты о хлебе, то Драм бы сейчас слопал его, не поморщившись, — отозвался наёмник, глядя в сумку. — Да солонину я бы сейчас вот так есть не стал, разве что в похлёбке проварить хорошенько. Тогмур, мы проголодались, а ты уже полчаса мучаешь моё огниво. Ты ведь ни разу, сколько я помню, не разжигал костёр. С чего вдруг сейчас решил?
— А с того, — Тогмур бросил кремень и кресало на траву и встал во весь рост, — хочу хоть на что-то годным быть!
— В таком случае почему бы тебе не изловить нам рыбки? Вон и река рядом. Поторопись, пока прачки не распугали всю рыбу. А огонь разводить я тебе потом научу, когда погода посуше будет. Нынче вон весь лагерь с дровами мучается. Не привыкли они к нашей осени.
Тогмур вздохнул, но согласился. Простенькую удочку он соорудил ещё в Высоком доме и иногда ему даже удавалось что-то ей ловить в озерцах и речушках, что встречались на привалах по пути.
— Держи, — Таринор вручил ему кусок заплесневелого хлеба. — Будет наживкой.
Игнат играючи справился с костром и с удовольствием уселся рядом, ловя завистливые взгляды проходящих неподалёку аккантийцев.
— Хорошо хоть, никто не видел, как ты зажигаешь огонь, — усмехнулся Таринор. — Иначе завалили бы просьбами о помощи, а разводить каждый вечер несколько сотен костров было бы слишком утомительно даже для тебя.
— Но я ведь могу делать это не бесплатно, — просиял Игнат, но тут же успокоился. – Хотя ты прав, я уже на первой сотне пошлю их к чёрту, так что добрая половина войска будет меня ненавидеть.
Таринор глядел на замок и не спешил садиться у костра. Одерхолд стоял на берегу реки Рука лорда, и из лагеря казалось, будто крепости тесно на холме, что она занимает. В самой середине находилась самая большая и высокая круглая башня, к которой примыкало прямоугольное здание с покатой крышей. Должно быть, именно там был тронный зал, покои лорда и прочие важные помещения. Совсем рядом располагалось несколько квадратных башен пониже, и всё это, кажется, совсем вплотную окружала крепостная стена, в которой между двух башенок темнели запертые ворота.
Когда закатное солнце скрылось за замком, стало казаться, будто он объят пламенем.
— Как думаешь, скоро битва? — спросил Игнат, взглянув туда.
— Зависит от того, как договорятся, — задумчиво проговорил Таринор.
— А сложно его будет взять?
— Должно быть, непросто. Эдвальд в своё время и пытаться не стал, сразу на столицу пошёл.
— И поплатился жизнью племянника. Да, помню, ты рассказывал. К слову, а кто там сейчас заправляет?
— Должно быть, второй его племянник, — Таринор присел к огню, лицо обдало приятным теплом. — Братьев у него больше нет, сыновей тоже. Обе сестры мертвы, так что там наверняка засел… Как же его звали… Чёрт бы побрал этих Одерингов с их одинаковыми именами! Эдвальд, Эрмонд, Эрвин… Эдвин! Да, точно, так звали того паренька. Он в войну с нами прошёл от Лейдерана до Энгатара, командовал лучниками. Помню, встретил его, когда выходил из замка. Такой воодушевлённый. Спросил меня, схватили ли мы с Эдвальдом короля. Мол, наконец-то его можно будет обменять на братца…
— А ты что ему ответил?
— «Король мёртв», вот и всё, что я мог сказать ему. У него в глазах будто весь мир перевернулся. Я пошёл дальше, но прямо кожей, через кирасу и кольчугу, чувствовал его взгляд. И, чёрт возьми, как же дерьмово я себя чувствовал в тот момент.
— Ну, ты же был не виноват. Это всё его сволочной дядька.
— Да, тоже себе так говорю. Уже семь лет, не переставая. Наверное, за такое время я уже сам себя в этом должен был убедить, вот только что-то никак не выходит.
Тогмур вернулся лишь когда стемнело. Удочка была перекинута через плечо, а на бородатом лице сияла улыбка. Однако ничего похожего на рыбу при нём не было.
— Ты подозрительно весел для того, кто ничего не поймал, — усмехнулся Игнат.
— Рыбу я может и не поймал, тут, видать, совсем клёва нет, но вот без улова не остался, — хитро прищурившись сказал Тогмур. — Глядите!
Северянин протянул широкую ладонь. На ней лежал испачканный в иле круглый медальон, от которого свисал обрывок цепочки.
— Дай-ка взглянуть… — Таринор осторожно взял его пальцами и поднёс ближе к огню.
— Только не урони! — обеспокоенно воскликнул Тогмур. — В реке выловил, вряд ли там ещё один такой есть…
Чем дольше наёмник разглядывал находку, тем больше убеждался, что второй такой медальон вряд ли найдётся не только в реке, но и вообще где бы то ни было. Умелая рука мастера когда-то изготовила его из двух выпуклых золотых пластин, скреплённых маленькими петлями, вроде дверных, но размером меньше ногтя. Таринор попытался разъединить их, поддев ногтем, но они прилегали друг к другу слишком плотно. Одна сторона медальона была украшена гравированным изображением вставшего на дыбы коня. Гравировку на другой стороне стихия не пощадила: вода и песок оставили от неё лишь неясные очертания. Обрывок потемневшей серебряной с виду цепочки надёжно крепился к медальону крошечным золотым колечком.