Громадная постройка нависала над королём мрачной громадой, но он вовсе не чувствовал себя ничтожным. Напротив, он видел в ней полностью подвластное ему орудие и воплощённую мощь Железного владыки. Безжалостное торжество справедливости.
Очередной порыв ветра всколыхнул алые знамёна с железным кулаком и повернул одно из тел к королю. Эдвальд увидел безжизненное лицо и полуоткрытые губы, навечно застывшие в немом вопросе.
Он был деревенским священником. Пришёл в город во главе горстки мужиков и просил благословить его проводить обряды по-старому и молиться лишь Троим. Так, как это делали до воцарения Железного владыки. Сама мысль об этом показалась Эдвальду отвратительной.
Уже с петлёй на шее тот пытался воззвать к милосердию матриарха, но Агна ответила ему лишь стальным взором серых глаз. Тогда-то на губах священника и застыл последний вопрос: «почему?» Но ответить на него Эдвальд решил только сейчас.
— Прошлое должно оставаться в прошлом, — тихо проговорил он, глядя на мёртвое тело. — Тоже касается и остальных.
Эдвальд окинул взглядом другие тела в петлях огромной виселицы. Женщины, мужчины, молодые и старые — всех их объединяло одно: они не принимали будущее. Не хотели видеть Энгату сильной, не желали ей блага, а значит являлись врагами её народа. Эдвальд наблюдал каждую из казней лично.
Вот висела девушка, а рядом её престарелая мать, что бросили в грязь обереги в виде железного кулака. К счастью, один из ревностных служителей Ордена заметил это, и смутьянок ждал справедливый суд.
Они взялись за руки, когда их вели на эшафот, и не отпускали даже когда на шеи надевали петли и выбивали подставку из-под ног. Даже сейчас одна мёртвая иссохшая рука крепко держала другую.
— Досадно, — негромко проговорил Эдвальд, — что столь сильные духом люди избрали такой путь.
Неподалёку покачивалась труппа заезжих менестрелей. Они распевали богохульные песни в трактире, теперь же единственной их песней останется свист ветра и крик воронья. Рядом висел стражник с проломленной головой, который посмел заступиться за них перед братьями Ордена. Умер он сразу же, так что на виселицу отправился только его труп. В назидание остальной страже.
А вот старуха, чьи глаза и язык уже достались воронам. Деревенская знахарка, которую недавно казнили вместе с непокорными магами и ведьмами. Если остальные волшебники могли послужить королевству, то на неё Эдвальду поначалу было плевать: в её крови едва ли была хоть капля магии. Она попала на виселицу за то, что плюнула в лицо члену ордена Железной руки, который искал магов в её деревне.
Но вот то, что она сказала за мгновение до смерти… «Бедная измученная душа», — прочитал тогда Эдвальд по иссохшим губам, и эта жалость оскорбляла его сильнее самых изощрённых проклятий.
— А ты… — прошептал он, — ты будешь висеть здесь вечно. Даже когда ветер и ливни сорвут последние лоскуты кожи, когда вороньё оставит от тебя одни лишь кости — ты не покинешь этой петли.
Эдвальд окинул взглядом пустующие арки виселицы и разум дорисовал в каждой ещё не наказанного преступника. Мятежники, богохульники, предатели — места хватит всем. А после знамя железной руки поднимется над всей Энгатой.
Картины будущего столь крепко захватили разум короля, что в реальность его смог вернуть лишь голос Гильяма Фолтрейна, раздавшийся почти у самого уха:
— Ваше величество?
Эдвальд вздрогнул, будто очнувшись ото сна, и заметил, что тяжело дышит и крепко сжимает железную руку здоровой.
— Всё в порядке, сир Гильям, — ответил он. — Уже пора?
— Распорядитель прислал мальчишку. Передал, что всё готово.
— Значит пора.
Эдвальд бросил последний взгляд на каменную громаду, и его вновь захлестнуло окрыляющее чувство воодушевления. Наверное, он бы мог простоять здесь весь день, но сегодня даже его священное величество не мог себе такого позволить: ведь негоже королю опаздывать на собственную свадьбу.
Он вернулся в Чёрный замок и тут же попал в цепкие руки гардеробмейстера и его подчинённых. Ещё вчера из мастерской эльфа-портного Бринеля прислали чудесный костюм, который королю предстояло надеть на свадебную церемонию. И пусть заказом занимались лишь подмастерья знаменитого портного, но костюм удалась на славу. Руку мастера всегда видно, даже если у него самого сломаны пальцы.
Пока его обряжали в плотные шерстяные шоссы, Эдвальд вспомнил, когда в последний раз видел работу Бринеля: на своей бывшей жене несколько лет назад в честь именин. Чудесное шёлковое платье с розовыми жемчужинами. Тогда новоиспечённой королеве ещё хотелось блистать на всю столицу, а Явос Таммарен даже однажды намекнул королю, что наряды его супруги обходятся казне в круглую сумму…
Нет, Эдвальд не хотел вспоминать предателей в такой день. Он отмахнулся от привязчивых мыслей и взглянул в зеркало.
Белоснежная шёлковая туника легла на тело прохладной волной. Ворот и края просторных рукавов украшали замысловатые узоры из серебряной нити, но долго любоваться на них королю не пришлось. Следом надели алый дублет, расшитый золотыми грифонами, и Эдвальд вспомнил о давно минувших временах.
Отдал бы он сейчас всё это за возможность снова облачиться в доспехи? Сменить рубашку на кольчугу, туфли из телячьей кожи на латные сабатоны, а бархатный дублет на стальной панцирь. Сжимать рукоять меча здоровой рукой… Но, когда на плечи легла алая мантия, а на волосы опустилась железная корона, холодный внутренний голос оборвал устремлённую в воспоминания мысль.
«Нет, — решительно прозвучало в голове. — Оружие в руках даёт власть лишь над двумя жизнями: твоей и твоего противника. Но сейчас ты вершишь судьбы сотен тысяч. Ни один меч не способен даже приблизиться к той силе, что с лёгкостью даёт корона.»
Наконец, с приготовлениями было покончено. Во дворе собрался многочисленный королевский кортеж: стража, братья Железной руки и рыцари гвардии в полном составе. Им предстояло сопроводить его величество до Храма, однако, вопреки ожиданиям, королю не подали карету, в которой он обычно передвигался по городу. Вместо этого старший конюх вывел белоснежного кона, стройного и могучего жеребца ригенской породы, на которых когда-то ездил сам Эдельберт Завоеватель.
По кортежу пронёсся шепоток: человек с одной рукой не может ездить верхом, это известно каждому, однако на собственную свадьбу королю надлежит прибыть верхом и никак иначе. Решение этой непростой задачи Эдвальд и возложил на мастера Уоллеса и тот блестяще с ней справился.
Он следовал за конём с матерчатым свёртком в руках, морщась от света и собирая на себя недоумённые взгляды: придворные нечасто видели пыточных дел мастера во дворе замка, а сегодня он ещё щеголял в чёрном шерстяном кафтане, зачесав жидкие волосы на лысеющую макушку.
— Ваше величество, — пыточник склонил голову перед королём и протянул конюху свёрток.
— Мастер Уоллес, — отозвался Эдвальд, — отрадно, что вы согласились принять приглашение. При всей вашей нелюбви к торжествам.
— Предпочитаю торжества несколько иного рода, ваше величество, — жёлтые зубы обнажились в улыбке. — Я учёл все ваши замечания, добавил кожаные накладки и усилил чувствительность. Приноровиться к ним займёт время, но…
— Я не сомневался в вашем умении, мастер Уоллес, — перебил король. — Пусть же теперь в этом убедятся все остальные.
Эдвальд с нетерпением наблюдал за манипуляциями конюха и пыточных дел мастера. И вот, всё было готово. Произошло то, чего не случалось уже много лет: король Энгаты выехал из врат Чёрного замка верхом.
Он почти забыл, как стук лошадиных копыт по мощёной улице отдаётся через седло, как лежат поводья в руке, как живое существо, послушное твоей воле, чутко реагирует на каждое твоё движение.
Подставляя лицо прохладному ветру, Эдвальд Одеринг впервые за семь лет по-настоящему почувствовал себя хозяином этого города, по которому прежде передвигался только в экипаже. «Управлять лошадью одной рукой ничуть не проще, чем править королевством», — подумалось ему, поэтому он ехал осторожно, не торопясь. Впрочем, не так ли подобает королю ехать по улицам своей столицы?