Они прошли несколько переулков, осмотрели каждую лачугу на пути, но никого не нашли. Эрниваль уже было решил, что ему померещилось, как вдруг увидел сразу две тени, перемахнувшие с одной крыши на другую. Должно быть, они были ещё и невесомыми, иначе как хлипкие крыши не обваливались и даже не скрипели под ними?
Магистр бросился в погоню, а братьям велел бежать на перехват по соседним переулкам. Все они не раз посещали эти улицы и неплохо ориентировались в лабиринтах домов даже ночью. Лазутчики же, а Эрниваль не сомневался, что это были они, едва ли знают эти места лучше.
Он остановился на перекрёстке нескольких узких улочек, сжатых покосившимися домами. Огляделся — никого. «Проклятье!» — успел подумать Эрниваль, как вдруг краем глаза уловил медленно крадущуюся фигуру.
Как только он бросился к ней, она тут же скользнула в щель между домов. Эрниваль с трудом протиснулся за ней и оказался в тупике, окружённом высокими зданиями. В повисшей тишине магистр слышал только бешеный стук сердца, мешавший прислушаться. Он надеялся уловить звук дыхания, малейший шорох, но… Ничего не слышал.
Раздосадованный, он резко обернулся, чтобы выйти обратно из тупика, но тут же застыл, как вкопанный. Свет фонаря упал на замершую фигуру в чёрном плаще. Её мертвенно-бледное лицо почти полностью скрывала повязка, а вокруг левого глаза виднелось нечто чёрное…
Воспоминание из той, прошлой жизни ворвалось в разум Эрниваля яркой вспышкой. Была битва. Дракон, пламя. Его придавило телами павших соратников, он позвал на помощь. «Эй! Беловолосый! Помоги!» — собственные слова отдавались эхом в коридорах памяти. И беловолосый помог. Тёмный эльф с чёрными знаками на бледном лице. Тот самый, что стоял сейчас перед ним.
— Драм?.. — проговорили губы Эрниваля.
Незнакомец в плаще, мгновение назад готовый к прыжку, опешил. Он сдвинул повязку на лице вниз, обнажив остальные витиеватые символы.
— Эрниваль… — неуверенно сказал он, — … из Дорема.
Последнее слово вернуло в реальность. То имя из прошлой жизни, потерянной навсегда. Имя мальчишки, искавшего своё место в мире. Теперь же он магистр ордена Железной руки, верный слуга церкви и короны. А перед ним лазутчик армии, что желает разрушить и предать огню всё, что ему дорого. Враг.
Эрниваль выхватил палицу и ударил наотмашь. Драм увернулся и железный кулак оцарапал деревянную стену. В следующую секунду магистр получил подножку, потерял равновесие и выронил фонарь. Когда он поднялся на ноги, рядом уже никого не было.
Он покинул тупик, не выпуская оружие из рук, пролез обратно между лачугами. Свеча в фонаре пережила падение, хоть и горела не так ровно, как прежде. Нужно собрать братьев. Сообщить страже и войскам, чтобы не теряли бдительности. Нужно поймать лазутчиков, пока они не…
В ночной тишине раздался оглушительный звон колокола. Эрниваль обернулся: вдалеке голосила звонница церкви Аминеи, а луна в небе сделалась серой от клубов дыма, что поднимались из-за крыш.
Эдвальд Одеринг видел один из тех снов, которые про себя называл «железными». В них король входил в огромный просторный зал, залитый ярким светом, где уходившие в бесконечную высь стены отделаны сверкающим металлом.
Они переливались серебряными волнами, покрывались рябью, словно водная гладь от лёгкого ветерка. Будто в серебряном зеркале на них отражались сцены великих сражений и грандиозных побед. Явления триумфа воителей и королей, силы и власти.
Эдвальд ступал по тропе, вымощенной стальными пластинами, облачённый в алый с золотом камзол и королевскую мантию. В этом сне обе руки были при нём, целые и невредимые, а голову украшала железная корона. Впереди в отдалении стоял величественный трон в виде двух ладоней с растопыренными пальцами, свитых из железных нитей и прутьев столь искусно, что не под силу ни одному кузнецу.
Одну из этих «ладоней» занимала Агна. Она выглядела живой серебряной статуей, целиком отлитой из переливающегося металла, а её безупречную красоту дополняла пара раскинутых за спиной крыльев из тончайших железных перьев. Его железный ангел.
Второе же место предназначалось Эдвальду. Всякий раз, когда он видел этот сон прежде, он доходил до подножья трона, поднимался по железным ступеням и садился подле Агны. Она улыбалась, брала его за руку холодными серебряными пальцами и дарила ему поцелуй, сладкий, как церковное вино, и горячий, словно раскалённый на солнце металл.
Но в этот раз всё шло иначе. Добравшись до ступеней, Эдвальд вдруг услышал, как торжественную тишину нарушили тихие голоса. Он остановился и обернулся. Сверкающие стены заходили волнами, из них, будто из толщи воды, выходили люди и тут же направлялись к трону. Все они выглядели неуловимо знакомыми, но некоторых Эдвальд узнавал сразу, и их имена всплывали в памяти замогильным могильным шёпотом.
Вот шествовала рыжеволосая королева Мередит в расшитым жемчужинами свадебном платье, скользящим по железному полу. Её вёл под руку Велерен в белом патриаршем облачении, опираясь на скипетр.
Вот шёл сир Гримуальд Гвил, у которого изо рта сочился расплавленный свинец. Капли падали у его ног и тут же застывали серыми лужицами.
Рядом с ним шагала девушка в буром облачении. Почерневшие губы выделялись на бледном лице, а руки и босые ноги покрывали волдыри ожогов. То была послушница Марта, что отвергла обжигающей страсти короля и стала добычей безжалостного пламени костра.
Вот человек, некогда бывший личным брадобреем короля. Он придерживал кожу лица руками, будто маску. А вот послушник по имени Рутвен с пустым безжизненным взглядом, на чьей шее чернел след от висельной верёвки.
Мужчины и женщины, старые и юные, в доспехах и лохмотьях, платьях и камзолах, посиневшие с лиловыми следами от верёвки на шее и бледные с ранами от клинка, они шли один за другим и обступали Эдвальда всё более плотным кольцом. Каждый из них заплатил жизнью за совершённое преступление и теперь являл собой пример королевского правосудия.
Но вот поток людей иссяк. Звук шаркающих шагов прекратился, в зале вновь воцарилась тишина. Эдвальд остался в окружении мертвецов, под прицелом сотен безжизненных взглядов.
— Зачем вы здесь? — спросил король, оглядывая обступивших его. — Что вам нужно?
— Дать вам то, что вы заслужили, ваше величество, — эхом пронеслось по залу.
Голос оказался до боли знакомым, а вскоре Эдвальд увидел и того, кому он принадлежал. Толпа расступилась. В образовавшемся коридоре вышагивал худой и бледный казначей Явос Таммарен. В его груди зияла рана, окрасившая просторное бело-голубое одеяние тёмно-алой кровью. В руках он держал тяжёлую на вид цепь с толстыми стальными звеньями, издававшую тихий звон при каждом шаге.
Казначей остановился перед Эдвальдом, и из-за его спины вынырнул… Тилль в цветастом шутовском камзоле. Лицо карлика искажала зловещая ухмылка, а одна из его рук была сделана из чистого золота, но двигалась так, будто сделана из плоти и крови. В этой руке он держал ошейник, слишком широкий для пса, но достаточный для…
Эдвальд похолодел. Попытался двинуться в сторону, но тут же ощутил хватку множества рук. Мёртвые пальцы держали запястья, шею, больно впивались в плечи и тянули вниз. Он тщетно пытался вырваться, но, наконец, не выдержал натиска и ударился коленями о стальной пол.
Тилль подошёл ближе и надел ошейник на королевскую шею.
— Прошу, ваше величество, как раз ваш размер, — проговорил карлик. — Вот так, в самый раз!
Эдвальд ощутил тянущую вниз тяжесть, кожу обожгло холодным железом. Лязгнул замок, зазвенели тяжелые звенья, мёртвые руки не давали пошевелиться.
Король с трудом поднял голову, устремил взгляд на трон и обомлел: рядом со сверкающей фигурой Агны возникла другая. Мужчина в закрытом шлеме и чёрных латах, скрывающих каждую частицу его тела. Эдвальд не видел его глаз, но ощущал взгляд. Тяжёлый, гнетущий, беспощадный. Взгляд того, чей голос король впервые услышал в горячечном бреду между сном и явью.