— Ты ведь не знаешь, кто такой байкер?
Я избегаю ее взгляда и делаю глоток колы. Я люблю сладкий вкус, и это здорово, как шипение танцует на моем языке и вниз по горлу. У меня никогда не было ничего подобного.
Моника качает головой. — Девочка, ты не знаешь, что теряешь. Клянусь, быть горячим должно быть обязательным требованием для того, чтобы получить патч.
«Получить патч?»
Она кивает, когда заканчивает загружать свои подносы. — Они члены клуба «Дьявольские бандиты». Снейк, муж Ди, тоже один из них. И он горяч, а ему уже под пятьдесят.
Ладно, я уже близка к тому, чтобы попросить ее позволить мне обслужить их, чтобы я могла сама взглянуть на этих великолепных байкеров. Чувство вины пронзает меня за мои похотливые мысли. Изолятор ждет меня.
Кроме того, я знаю, что в конечном итоге буду вести себя глупо рядом с ними.
Моника работает, пока говорит, двигаясь так быстро, что я задаюсь вопросом, есть ли у нее какая-то сверхскорость, о которой я слышала.
— Быстро, — хвалю я ее.
— Ну да, с этими ребятами всегда так. Ты не заставляешь их ждать, если не хочешь неприятностей.
— Что? — я перегибаюсь через стойку и касаюсь ее плеча. — Моника, если это небезопасно…
Она хихикает и небрежно машет рукой. — Со мной все будет в порядке. Хотя, если кто-то из них захочет наказать меня, я не буду жаловаться. — Я разинула рот, и ее глаза заплясали. Она обходит бар и берет один из подносов. — Я должна заставить тебя сделать это.
— Что? — я пищу. — Нет. Моника, нет!
— Да ладно тебе. — Она протягивает мне поднос. — Мне бы очень хотелось посмотреть, что эти парни сделают с тобой, когда ты обрушишь на них это мышиное дерьмо.
Я прикусываю губу, бросая на нее умоляющий взгляд. Умоляя ее понять. Судя по тому, как она описала этих парней, у меня возникает ощущение чего-то опасного и запретного. Что-то, с чем я понятия не имею, как справиться, словно приблизиться к пламени.
Словно сжалившись надо мной, она улыбается и берет второй поднос, балансируя по одному на каждой ладони. — Расслабься. Тебе все равно туда нельзя. Ты же не клубная девчонка.
Я делаю глубокий вдох. Она просто издевалась надо мной. — Я тебе за это отплачу.
Она высовывает язык. — Увидимся через несколько минут. Если только я там не развлекусь. — Она подмигивает.
Мои щеки пылают. Я никогда не привыкну к тому, что девушки такие дерзкие. Это потрясающе, то, как она может говорить так, не теряя ни секунды. Я чувствую легкую зависть к ней, когда она с высоко поднятой головой исчезает за углом в направлении комнат, предназначенных для частных вечеринок и приватных танцев.
Моника возвращается через несколько минут и загружает поднос с выпивкой для «байкеров».
— О, Стеф, не могла бы ты вынести эти пустые, пока я отнесу это ребятам? — она берет пару коробок сигар и кладет их на поднос, потом кивает на коробки с пустыми пивными бутылками у стены. — Гарольд должен был убрать их до того, как закончит свою смену. Он этого не сделал, и я чуть не споткнулась о них.
— Конечно.
Я загружаю коробки на тележку, а она снова исчезает в коридоре. Затем я беру ключ-карту и ключи от сарая, висящие на стене за баром, и толкаю тележку по коридору к задней части клуба.
В конце коридора, слева от лестницы Ди, я провожу карточкой-ключом через сканер безопасности на двери. Затем я иду по длинному коридору, ведущему в переулок.
Слева и справа от меня двери ведущие в другие комнаты. Впереди меня Моника проскальзывает в одну из комнат, и шумные крики и мужской смех доносятся в коридор, прежде чем дверь закрывается.
Подавив тревогу за нее, я толкаю стальную дверь в конце коридора и выхожу на свежий ночной воздух.
Выйдя на улицу, я задыхаюсь от того, что вижу, идя по переулку.
Слева от дверей вдоль стены выстроились в ряд пять мотоциклов. Они выглядят огромными и тяжелыми, опираясь на подножки.
Я только один раз видела мотоцикл. Это было на фотографии, показанной прихожанам Дьяконом Харманом. Он выступал в качестве приглашенного оратора во время проповеди, рассказывая нам все о своей жизни до того, как он присоединился к Его Святому Миру. Он показал нам фотографию, где он сидел верхом на мотоцикле, на котором ездил до того, как исправился, отбросил свою дикую греховную жизнь и стал чистым человеком, каким он является сегодня. Мы все были потрясены, увидев этого сдержанного, мягкого, обычно приличного человека, сидящего на одной из этих штуковин с широкой улыбкой на лице.