— Как же мне до него добраться?
— С твоими средствами уже, по-видимому никак.
Дэкл заскрипел зубами. Он даже приподнял молот. В какое-то мгновенье ему захотелось разбить отражение, которое принесло ему такую горькую новость.
Но он только спросил:
— Так что же мне теперь делать?
— Прежде всего, ты должен взять меня с собой. Ведь я лишён способности передвигаться.
— Тащить тебя? Ты сколько весишь то?
— Я не вешу. Весит только камень, к атомам которого привязана моя сущность.
— Камень? — Апрач оглядел глыбу, в которой жило отражение. — Он же целую тонну, наверное, весит. Я не подниму…
— Если быть точным: пять с половиной тонн.
— Вот-вот. Я такую махину не подниму.
— Придётся разламывать.
— Молотом?
— Да. Молотом.
Апрач внимательнее вгляделся в отражение, проговорил:
— Жалко будет.
Это слово — «жалко», прозвучавшее не с сожалением о том, что он до сих пор не может впиться в Дэкла, а действительно из жалости к кому-то другому, прозвучало необычно. Если он и испытывал когда-то нечто подобное, то было это давно, в детстве, и он сам подзабыл об этом.
Но в этом другом Апрач видел улучшенного себя, и поэтому всё же скорее себя, а не другого жалел.
Апрач спросил:
— Ведь тебе будет больно, правда?
— Камень, в котором я заключён, не способно расщепить ни одно из орудий; даже и змеи из тьмы здесь бессильны. Но природа того молота, который ты сейчас держишь в своей руке, и моя — схожи. Молот может расщепить камень, если я этого захочу.
— Так чего ж ты тут сидел? Давно бы так устроил, чтобы тебя кто-нибудь освободил.
— Разве же я говорил, что мне было плохо? Печаль в начале своего существования испытывал; затем — гармонию. Но теперь гармония нарушена.
— Так ты и не ответил: будешь ли испытывать боль?
— Да, я буду испытывать боль, но я выдержу её, потому что так надо; потому что, если не выдержу сейчас — потом будет ещё хуже.
Апрач отошёл на шаг, размахнулся, но… так и не смог нанести этого удара, пробормотал:
— И всё же — как-то не так. Будто себя самого бью.
— Ты бей по краям камня, будто портрет в рамке вырезаешь.
Апрач вздохнул и нанёс первый удар. Из той части глыбы, по которой он ударил, посыпались искры, осколки, и ещё: то ли свет, то ли тьма, то ли жидкое, то ли газообразное — то ли в почву впиталось, то ли в воздухе растворилось.
Апрач почувствовал боль в теле, подумал, что это — от отлетевших на него осколков. Спросил:
— Ну как ты?
— Ничего. Пока — терпимо. А ты продолжай работу.
Апрач наносил новые и новые удары, содрагался от всё усиливающейся боли в своём теле. И хотя эта боль была невыносимой, он слышал и стоны своего отражения, и считал, что отражение больше его страдает, жалел не себя, а отражение своё.
Наконец, из глыбы была выдолблены часть размерами сходная с самим Апрачом.
Апрач посмотрел на свои окровавленные руки, и уже хотел отбросить молот, когда отражение произнесло:
— Пока не делай этого.
— Кого ещё придётся бить?
— Хотя бы радужный камень.
— Но ведь ты говорил…
— Да — действительно, радужный камень, который стоял над этим местом, был снесён, и сейчас за сотни километров отсюда, парит в тёмном воздухе. Но на этом мире есть и ещё один радужный камень.
— Правда что ль? А я думал, на любом мире не может быть больше одного камня.
— На многих мирах действительно только по одному камню, но, дело в том, что в нашем Многомирье существует множество путей, а не только тот спиральный, к центру, которым проследовала Ноктская экспедиция. Соответсвенно, чтобы начать путешествие по другому маршруту, надо найти один из камней, принадлежащих именно к этому пути, к этой цепочке. На некоторых мирах маршруты пересекаются, соответственно, не совершая перелётов в воздухе, на одной поверхности можно найти и два, и три, а в некоторых случая даже и по десять-пятнадцать камней. Например, на огромном Нокте существует восемьдесят пять таких камней, но ни один из них ещё не был найден, потому что все они находятся глубоко под почвой. Знай, что, если бы не летящий перед тобой аэроцикл, то ты давно бы уже застрял, так как просто не смог бы прикоснуться молотом к скрытым под различными преградами радужным камням.
— Дорогу он мне что ли расчищает?
— Вот видишь — ты и сам всё понимаешь.
— Тогда кто же будет расчищать дорогу дальше, если мы полетим по другому маршруту?
— Дорогу буду расчищать я. Ведь я имею некоторую власть над материей, только на камень, который давно уже стал частью моей сущности, я повлиять не могу.
Апрач хмыкнул, и проговорил:
— Хороший союзник у меня… Тебе то это зачем?
— Скоро узнаешь. А сейчас иди вперёд, вон до той скалы — видишь, из мрака возвышается?
Апрач вздохнул, взвалил глыбу на плечи и потащил её.
Глава 15
"Страх"
В Многомирье — миллиарды миров, и все они помещены в один воздушный океан. Большинство миров, совсем небольшие, их диаметр — 20–30, реже 40 километров. И уж совсем редко попадаются такие гиганты, как Нокт — мир диаметром в 800 километров. Но, в силу особенностей Многомирья, сила притяжения даже и на самых крошечных мирах такова, что по ним могут ходить, не отрываясь, не улетая, животные и люди. Из почвы растут травы, цветы, деревья, журчат реки, ручейки. Облака и тучи, правда, существуют не во всех областях Многомирья, но влага вырабытывается прямо из почвы, питает всех, кому она нужна…
Миры не вращаются, но в центре Многомирья существует некий до смх пор неизученный источник света, который заполняет мягким лазурно-золотистым сиянием всё небо.
Большинство из миров пока что осталось на уровне средневековья, то есть жители его занимаются сельским хозяйством, и лишь немногие из них помышляют о полётах; далеко не все даже представляют, что на других мирах тоже есть жизнь.
Каждый мир поделён на светлую и тёмную стороны. Светлая — эта та, которая повернута к центру, к источнику света; на этой то светлой стороне и проистекает жить. Если взглянуть со светлой стороны в небо, то можно увидеть только тёмные кругляши, это — всегда повёрнутые к ней тёмные стороны иных миров; а чтобы увидеть светлые стороны уже других миров, надо зайти на тёмную сторону того мира, на которой мы сейчас находимся.
Большинство тёмных сторон безжизненны — там лишь камни, да загадочные и пугающие дыхания прохладного ветерка…
Впрочем, всё это, о чём рассказывалось выше, можно употребить с приставкой "было".
Однажды случилось страшное, то, чего никто не ждал, — центральный, загадочный источник света вдруг потух. Прежде лазурное небо стало чёрным.
Подобного не помнил никто. Подобного и предположить никто не мог. Ну, разве что на Нокте были такие фильмы-страшилки, в которых тьма врывалась извне, прогрызала «скорлупу», которая окружала многомирье, но в фильмах тьму всегда останавливали супергерои.
Но чтобы отказал именно центр, именно светило, которого, правда, никто и не видел! Это было шоком, от этого можно было сойти с ума; некоторые, слабые духом, и сходили, и даже кончали жизнь самоубийством. Всякое было — велико Многомирье!
Нокт — самый технически развитый, уже открывший возможность перемещения со световой скоростью мир, отказался отрезанным от своих многочисленных колоний (связь сохранилась только с ближайшими мирами). Сами световые двигатели уже не работали, так как черпали силы именно из небесного света…
Крупнейший Ноктский город Аркополис тоже был бы поглощён тьмою, если бы не электричество. Дело в том, что Аркополис и в лучшие дни располагался между тёмной и светлой сторонами Нокта. То есть, одна часть, где жили люди зажиточные, лежала скорее на светлой стороне, деловой центр был погружён в вечный сумрак, ну а бедняцкие районы — громоздились на тёмной стороне. И бедняцким районам, и сумрачному центру Аркополиса необходимо было освещение, а вот богатеи освещали только чуланы, подвалы да и прочие помещения своих хоромов.