ывших курсантов. На его пухлом маслянистом лице застыла умиротворенная улыбка. – Эка вас, братцы, раздуло, – после минутного молчания произнес генерал. – Хо-хо-хо! – Захохотал он так, что подпрыгнула его белая фуражка с огромной кокардой серебряной восьмиконечной звезды. Как по команде тут же загоготала вся воинская часть. Этот безудержный хохот длился несколько минут. – Довольно, – воздев руку, произнес успокоившийся генерал. Военные тут же смолкли. А генерал, нахмурив свои лощеные черные брови, скомандовал: – Здравствуйте, товарищи курсанты! – Давай, орлы! – Шикнул курсантам подскочивший к роте Гадко. – Так, как я вас учил! – Здравия желаем, ваше высокоблагородие! – Отчеканили хором курсанты. – Поздравляю вас с прибытием в мою воинскую часть! – Говоря это, генерал сделал ударение на слове «мою». Вероятно, таким образом он хотел подчеркнуть собственную важность и значимость. – Ура! Ура! Ура! – Троекратно прогорланила рота. – Браво, браво, – заулыбался генерал. – Какие молодчики, однако, учатся у вас на кафедре, подполковник. Бравые ребята. – Это лучшие из лучших, ваше высокоблагородие, – отдав честь, отчеканил Гадко. – Что ж, подполковник, – произнес генерал, поправив свою белую фуражку. – Ваших бойскаутов ждет медсанчасть. Лейтенант Блэйд сопроводит вас. Соня учтиво кивнула Гадко. – Хотя к вам, подполковник, у меня есть пара конфиденциальных вопросов по поводу Федерального бюджета «полевых сборов», – продолжил генерал. – Думаю, мы сможем обсудить это, товарищ генерал, – ответил Гадко, забыв при этом про напыщенные фразы «ваше высокоблагородие». – Желательно в несколько уединенном месте в связи с повышенной секретностью сведений, – добавил он. – Да, да, – несколько замялся генерал. – Конечно. Думаю, мы смогли бы встретиться за ужином. Кхм… Ну что же, до свидания, товарищи курсанты! – Это уже обращалось к роте. – До свидания, ваше высокоблагородие! – надрывая глотки, проорала рота. Генерал, в окружении своей штабной свиты, покинул площадь. Два офицера кафедры, прибывшие на Крокус вместе с курсантами, сели в транспортник и укатили к местному космодрому. Им предстояло вернуться на Землю. Толпа зевак тоже разбрелась по своим делам, и на площади осталась лишь рота курсантов, да Гадко с Соней. – Ну что, зелень лупоглазая, настало время принимать бармидол, – зловеще заулыбался подпол. – И, клянусь богом, вы запомните эти минуты до конца своих дней! Ха-ха-ха! Курсанты хмуро молчали. – Рота! Направо! – Скомандовал Гадко. – За мной, шагом марш! Курсанты тяжело затопали вслед за подполковником. Рядом с Гадко шагала Соня. Оба о чем-то беседовали друг с другом. Петров шел в самом хвосте колонны и изредка видел мелькавшую впереди серую пилотку Сони и широкополую фуражку Гадко. Сквозь топанье кирзовых сапог до него доносился их еле различимый разговор. О чем разговаривал с Соней Гадко, Лехе разобрать не удалось. Рота подошла к двухэтажному кирпичному строению с полукруглой железной крышей. Это была медсанчасть, стеклянные двери которой автоматически распахнулись, впуская курсантов внутрь здания. Новобранцы оказались в широком холле, стены которого были увешаны огромными зеркалами, а пол покрывали цветные керамические плитки. Справа от входа располагался гардероб, всегда пустующий в жаркие летние месяцы. Сейчас на Крокусе было только начало июля. Пока курсанты глазели по сторонам, к офицерам подкатила робот-медсестра. Это механическое существо было похоже на оживший металлический шкаф с крючковатыми руками-манипуляторами. Передняя панель робота светилась огоньками цветных кнопочек. «Вверху» панели находился стеклянный экран, а под ним располагалась небольшая дверца с нарисованным на ней красным крестом и надписью «Аптечка». В основании «шкафа» торчали четыре маленьких колесика, на которых робот, собственно, и передвигался. Робот повернулся всем своим прямоугольным телом к Соне. Его стеклянный экран загорелся синим светом. – Цель вашего прибытия? – Донесся приятный женский голос из встроенного в робота микрофона. – Процедура бармидола, – ответила Блэйд. – Прошу следовать за мной, – произнесла робот-медсестра, взмахнув своими манипуляторами. Она развернулась на своих колесиках и, жутко поскрипывая, покатила в длинный соседний коридор. Петров нервно передернулся от неприятного скрипа. Похоже, что эту железяку давно не смазывали. Алексей улыбнулся, припоминая свой последний визит к стоматологу. Там, в обычной земной поликлинике, было намного уютнее, нежели здесь – в крокусианской военной медсанчасти. И пациентов там встречали самые настоящие живые медсестры. Правда, само лечение, как впрочем во всех больницах и поликлиниках Федерации, проводили роботы. Но это были самые современные модели, внешне ничем не отличающиеся от людей. Тот же живой взгляд; человеческий голос, без металлического акцента, обычно характерного для киборгов; то же тепло человеческого тела. Их единственной отличительной чертой была ювелирная точность работы и еле уловимый холодный блеск в глазах. Алексей покачал головой, вспоминая свой прилет на Шантарк. Даже там были живые медсестры, а тут – какие-то механические чудовища. Позже джив узнал, что эти допотопные механизмы были специально введены в персонал медсанчасти. Для сохранности порядка. Так как в голову солдата не должны были приходить посторонние мысли, отвлекающие его от несения воинской службы. А потому представителям женского пола было запрещено появляться в части. Поэтому коллектив военной базы был исключительно мужской, а там, где была необходима легкая женская рука, ее заменяли крючковатые манипуляторы роботов. Причем роботов самых странных форм – ничем не похожих на человеческие тела. Ведь ничто, с точки зрения командования, не должно было напоминать солдатам соблазнительные женские прелести. Правда, природа все равно брала свое. Солдаты, уходившие в увольнение на несколько суток, наверстывали упущенное в крокусианских городках. Таких вояк частенько доставлял на базу военный патруль, вытаскивая обалдевших от счастья солдат из какого-нибудь ночного притона. В конце концов командование части приняло решение о применении сеансов трансмуции. Это была довольно-таки неприятная процедура, стирающая из подсознания солдата проявления любых чувств и возвращая их только после окончания срока службы. Результат превзошел все ожидания. Солдаты превратились в послушное пушечное мямо. Отсутствие чувств делало их первоклассными машинами убийств. И хотя в своем умственном развитии солдаты стали похожи на дебилов, командование было ими довольно. Тем временем курсанты подошли к белой деревянной двери, табличка на которой гласила: «Процедурная». – Слушай меня, новобранцы! – Заорал Гадко на весь коридор. – Каждый заходит в кабинет по-одному, принимает свою дозу бармидола и ждет остальных на улице! – После уколов зайди в соседний кабинет, – раздался шепот Блэйд. Петров обернулся и увидел стоявшую рядом с ним Соню. Девушка кивнула Леха на соседнюю зеленую дверь. Алексей молча кивнул. Девушка вошла в указанный кабинет и закрыла за собой зеленую дверь. –… Затем в столовую, на ужин, – продолжал орать Гадко. – После общее построение на площади, вечерняя поверка и в 2200 отбой! Распорядок вечера ясен? Тогда жду всех на улице! Подпол затопал прочь. А в процедурную первым вошел Гриша Лаптев – командир первого взвода. Это был двухметровый здоровенный бугай, обладавший недюжинной силой. Говорят, что он руками подковы гнул – недаром же он безвылазно качался в спортзале и постоянно занимал призовые места по метанию чугунного молота. Впрочем, говорили, что из того же чугуна сделана его голова. Как-то в уличной драке Лаптеву заехали по макушке тяжеленным железнодорожным рельсом. Рельс сломался пополам, но черепная коробка Гришки чудом выдержала удар. Ни сотрясения мозга, ни внутреннего кровоизлияния – ничего. Только остался длинный шрам во всю голову Гришки в том месте, где рельс сорвал лоскут кожи. С тех пор Лаптев всегда брился наголо, показывая всем свой шрам, служивший устрашением для его врагов и показателем храбрости для представительниц женского пола. Теперь этот здоровяк пинком распахнул дверь процедурной и ворвался в кабинет, дико вращая маленькими серыми глазами. Дверь за его спиной захлопнулась, а через минуту из процедурной донесся жуткий вопль вперемешку с самыми гнусными ругательствами. Через секунду выбежал Лаптев, мимоходом натягивая на себя штаны. Вся рота открыла рты. – Че пялитесь на меня, уроды? – Проверещал Гриша, застегивая ремень. Один из курсантов показал ему на квадратное зеркальце, висящее на стене коридора. Гриша взглянул в зеркало, и его глаза поползли на лоб от изумления. – Ёкарный бабай, – только и смог произнести он, увидев в зеркале свое отражение. Кожа Лаптева позеленела и, как свежий огурец, покрылась мелкими пупырышками. – Что за хрень? – Прошептал Гришка, тупо разглядывая в зеркале свою зеленую прыщавую физиономию. Курсанты молчали. Они не знали ответа. Бойцы первого и второго взвода, приняв свою дозу бармидола – сбросив после уколов свои вздутые животы, но позеленев как огурцы, – строились в шеренгу на улице, а в процедурную стали входить курсанты четвертого взвода. По брошенному жребию между взводными командирами (такими же курсантами, только с лычками на погонах), третий взвод