Разве это похоже на жизнь "Соколицы"? Разве это не может содействовать развитию дружеских чувств?
- Так чашку не держат, мистер!
В упор, прямо на руку с чашкой, смотрит резиновое лицо старшего лейтенанта Уэлша. Лицо, которому не хватает монокля.
- Ручка существует специально для того, чтобы за нее держать чашку. Держать чашку, как стакан,- просто неприлично.
Болотов вдруг понял, что Уэлш обращается к нему. Потемнел, но вовремя сдержался. Поставил чашку на блюдце и снова поднял, на этот раз за ручку.
Разговаривать не хотелось. Надо следовать английскому уставу. Рука его не дрожала, но чай он глотал с трудом.
- Уэлш! - с конца стола точно скомандовал старший офицер, и Уэлш коротко поклонился.
Отказавшись от второй чашки, Болотов встал.
- Идем наверх, - предложил Дольберг. Уже в дверях, обернувшись, пробормотал: - Старая дева. Самоучитель благородных манер с иллюстрациями и диаграммами в удешевленном издании.
От холода на верхней палубе Болотову полегчало.
С обоих бортов был белый лед и черный отдаленный берег, Наверху перистые, солнечные облака, а под ногами дрожащий от напряжения крейсер.
Он шел, тяжело пошатываясь и подскакивая, точно грузовик на выбитой мостовой. Медленным, трудным ходом проламывался вперед, пока не останавливался, зажатый Льдом. Тогда наступала тишина, а За ней отрывистая дрожь работавших полным ходом машин.
Пирс вышел из-за башни, подошел к борту и перегнулся через поручень. Потом, выпрямившись, обернулся. Лицо его казалось длиннее обычного.
- Не нравится мне, Гришки, эта игра в ледокол. Либо поломаем винты, либо засядем в этих льдах до сильного потепления, которым, по слухам, будет сопровождаться второе пришествие... Тяжелые льды и упрямый крейсер - опасная комбинация.
Крейсер медленно отходил назад, чтобы взять разгон. Шипя, крошились льдины, и тонким голосом кричала качавшаяся в небе чайка.
- Капитан у нас шотландец, - объяснил Дольберг.
Капитан Фэйри был живым доказательством значения правильно приложенного упрямства в морской службе. Двое суток он выстоял на мостике, и за двое суток кораблем, совершенно неприспособленным для подобной операции, пробил тридцатимильный лед Печенгской губы, тем самым совершив единственный в истории английского флота переход.
К утру тряска прекратилась. Когда Болотов вышел на палубу, крейсер уже стоял на якоре, на чистой воде, милях в четырех от Нижнего Печенгского монастыря.
Отряд с "Аскольда" готовился к высадке. Богоявленский, петушком прохаживаясь перед фронтом, неодобрительно качал головой и уже прикрикивал. Девятидюймовая артиллерия крейсера поднимала его воинский дух.
"Аскольдовцы" молчали, потому что против этой самой артиллерии крыть было нечем. Молча выравнивались, по уставу оттянув штык к плечу.
Болотову стыдно было к ним подходить. Хорошо, что, равняясь, они смотрели в другую сторону, хорошо, что по распоряжению благоразумного Центромура ему надлежало оставаться на "Кокрэне" для связи.
Отвернувшись, Болотов пошел в корму. Где теперь место русского офицера?
На юте перед ящиками патронов выстраивался взвод морской пехоты. Этот взвод был обещанным иностранным десантом, необходимым для сохранения порядка подкреплением, великодушным жестом союзного командования.
От горечи Болотов плюнул за борт, и вахтенный начальник лейтенант Дольберг неодобрительно на него взглянул из-под длинного блестящего козырька.
-- Плевать не умеете, мистер Болотов, - сказал он. - Видите льдину? Плюнул, запрокинув голову, и действительно попал в проплывающий вдоль борта кусок льда. - Вот как это делается, сэр.
- Хорошая стрельба, Дольберг, - одобрил проходивший мимо старший офицер, и Дольберг, взметнув руку к фуражке, широко улыбнулся.
Странная служба - плевать в цель на вахте. Странная, но, в сущности, неплохая. А попробовал бы кто проделать то же самое на крейсере царского флота... Нет, с англичанами стоит познакомиться поближе. Веселый народ.
- Кстати, лейтенант Болотов. - Из любезности старший офицер именовал Болотова следующим чином. - Я заметил, что в кают-компании вас плохо обслуживают. Вы у нас на равных правах со всеми и можете требовать одну порцию виски и одну рюмку портвейна в день, - таков наш паек. Смотрите, лейтенант, чтобы буфетчик не выпил вашей порции!
Болотов медленно краснел. Накануне он выпил целых три рюмки портвейна, и старшему офицеру это, конечно, было известно.
- Есть, сэр.
Где теперь место русского офицера?
11
- Вы будете русский офицер? - спросил маленький, с жидкой бороденкой монах. Этот вопрос он задавал людям в фуражках с козырьками и ничего не мог от них добиться. Задавая его беспрестанно, он все больше и больше смущался.
- Я, - ответил Болотов.
- И по-русски говорить умеете?
- Ясно, умею, раз я русский.
- Простите, ваше благородие, простите, не понял я вашей формы с нашивками. Будто она такая же, как у этих англичан.
- Не совсем такая, старик, - улыбнулся Болотов.- Это просто форма Российской республики. Республиканская форма, понимаешь?
Названный стариком монах недовольно пожевал губами.
- Не понимаю таких слов. Не умудрен богом... А только скажите вашему командиру, чтобы они фертоинг стали и скобу завели, потому в полтора кабельтова за их кормой банка. А как грунт у нас плохой, их при нордовом ветре непременно туда сдрейфует.
Фертоинговая скоба употребляется при стоянке на двух якорях и служит для того, чтобы не дать канатам перепутаться. Не всякий командир видел ее в глаза - откуда же знать о ней монаху?
Болотов растерялся:
- Что такое?
- То, ваше благородие, чтоб командир фертоинг стали. Грунт плохой. Иначе на двух якорях против нордового ветра не устоять, - терпеливо повторил монах.
- Что ты рассказываешь? Кто ты такой?
- Амвросий, ваше благородие, с Нижнего монастыря. По послушанию своему командую монастырским катером, а послан сюда отцом настоятелем послужить, если понадобится.
- Постой, постой! .Откуда ты про фертоинг знаешь?
- Как же это я могу не знать? - обиделся монах.- Двадцать лет на "Генерал-адмирале" плавал, старшим боцманом был - и не знать!
- Кэптен, сэр! - выпрямившись, сказал Болотов.- Отец Амвросий рекомендует отдать второй якорь и завести фертоинговую скобу.
Капитан Фэйри молча покосился. Шутка показалась ему неуместной.
- Я не шучу, сэр. - И Болотов рассказал о славном полупарусном крейсере "Генерал-адмирал", крейсере, в кругосветных плаваниях создавшем личный состав российского флота, об отце Амвросии, последнем "генерал-адмиральце", ныне командире монастырского катера, и о сообщенных им особенностях якорной стоянки в Печенгской губе.
- Он был боцманом? - спросил капитан. - Боцманом того корабля? Э? - И, получив утвердительный ответ, вынул трубку изо рта. - Изготовить второй якорь к отдаче, - приказал он. - Святого отца препроводить в кондукторскую кают-компанию. Обращаться с ним как подобает его высокому морскому званию.
12
После обеда отец Амвросий руководил промером фарватера для катеров. В развевающейся рясе он, скорчившись, сидел на транце баркаса, твердо держал румпель и решительно командовал английскими гребцами.
Болотов пошел с ним переводчиком, но не понадобился, - англичане отлично понимали отца Амвросия и были в восторге. Сам же Амвросий, попав в знакомую обстановку, ругался громкими и крепкими выражениями. Он был крайне взволнован, но тем не менее промер свой провел блестяще.
Вечером его посетили оба судовых священника, несколько офицеров и Болотов.
- Богобоязненный народ - двух иереев на корабле держат! - умилился Амвросий. - А нам, впрочем, одного хватало. Лютый был поп на "Генерал-адмирале".