Егерь повернул голову мертвеца, ухватив ее за выбившиеся из-под легкого шлема курчавые черные волосы.
– Нет, это не он.
Прямо в лица склонившихся наблюдателей смотрели безумные, выкатившиеся из орбит глаза насквозь прожженного излучателем Зенита.
Через секунду стекла наклонной стены уже мелко, звонко дрожали от пронзительного, высокого, на грани слышимости женского крика. Толпу будто стегнули хлыстом – люди, пораженные безумием, вопили, разбегались по кабинетам, сбивали друг друга с ног, беспощадно топтали упавших.
Хлопали двери, гремела наспех придвигаемая к ним мебель.
Одни молчали, переживая шок, другие бранились.
Кто-то плакал…
Последним, мягко ступая, ушел Егерь, перед уходом он бесконечно осторожно несколько раз попытался закрыть мертвые глаза Зенита – безуспешно.
Они смотрели.
* * *
Сеть пси-наблюдения Порт-Калинуса рухнула через пять минут после паники в Пирамиде. Конечно, датчики слежения в “критических точках” столицы не исчезли – просто их сигналы оставались невостребованными, целостность распалась, рвались незримые ниточки, обломки стройной системы кибер-сыска, словно обломки потерпевшего крушение судна, погрузились в информационный хаос.
Столица засыпала мирно – последние добрые часы в роскошной россыпи цветных огней, в шелесте осеннего дождя, в уютной атмосфере устоявшегося покоя. Брели, сцепившись, припозднившиеся парочки, медленно редел поток машин. Играла музыка в ночных клубах, давно спали дети в тихих кварталах южной стороны.
Первыми заметили неладное патрули безопасности – после того, как в течение получаса свершившимся фактом стало дерзкое и безнаказанное ограбление облепленного пси-сторожами ювелирного салона. Идентифицировать вора не удалось, запрос в пси-службы не дал результата, лишенная энергии, замкнутая Пирамида молчала. Шеф столичной уголовной полиции безрезультатно терзал уником – Фантом так и не ответил – он исчез; собственно, первому сыщику Каленусии не ответил вообще никто. Для трансформации удивления в опасения, а опасений – в активное противостояние обстоятельствам обычно требуется некоторое время. В одних случаях оно коротко как выстрел, в других – тянется не спеша, оно зависит от воли и сообразительности причастных к критическим событиям людей, и, тем не менее, оно существует всегда.
На этот раз отпущенного судьбой времени фатально, драматически не хватило – уличные столкновения начались еще до рассвета – слишком странно, слишком быстро. И, главное – бесцельно и без видимых причин. О массовых преднамеренных пси-наводках почти никто не подумал. Растерянные полицейские метались, безуспешно пытаясь если не исправить, то хотя бы понять ситуацию. И гибли. Распахнулись двери домов, люди, сами не зная, зачем, высыпали из баров, разрозненные кучки хулиганов быстро обрастали помощниками, в серой предрассветной мгле били стекла, врывались в дома предместий, выволакивая наружу сонных хозяев. В ответ грянули первые выстрелы.
Серый рассвет занимался над неспокойным городом.
Неестественная скорость, с которой вырвавшаяся из-под пси-наблюдения уличная толпа становилась ревущим, неуправляемым зверем, должна была насторожить любого. Этого не произошло по смехотворной причине, коренившейся именно в прославленной и привычной надежности Системы – никто не знал, чем может быть чревато ее разрушение.
Искусственное происхождение беспорядков сделалось очевидным лишь несколько часов спустя – когда обезумевшие под прицельными пси-наводками люди уже рвались в административные кварталы Порт-Калинуса. Город оказался беззащитным, пси-шлемы не пользовались успехом у франтоватых граждан столицы – они нашлись едва ли у каждого десятого. Поднятые по тревоге части жандармерии пошли в бой, едва защитившись легкими касками, их смяли почти мгновенно, чудом вырвавшийся из человеческой мясорубки лейтенант плакал, размазывая слезы и кровь по копоти, запятнавшей щеки.
– Они лезут на излучатели! Они сошли с ума!
К вечеру следующего дня Порт-Калинус корчился – полыхали, испуская жирный чад, перевернутые машины, хрусткие обломки витринного стекла усеяли цветную плитку мостовой. Остатки потрепанной жандармерии, экипировавшись детекторами и тяжелой пси-броней, тщетно пытались захватить неуловимых сенсов – вожаки бунта к славе не стремились и чаще всего умели прятать концы в воду. Кого-то били обезумевшие горожане. Кое-кого расстреливали на месте солдаты. Уцелевшие участки полнились арестованными – избитые люди, скученные в тесных помещениях, страдали от духоты и жажды, стонали, бранились, проклинали и власти, и мятежных псиоников. Узники сидели на полу вплотную, плечо к плечу, локоть в локоть – невозможно было не то, что лечь, но даже вытянуть ноги. Запах в арестантской стоял такой, что даже далекие от эстетики стражи порядка предпочитали с крепкой сигаретой в зубах коротать тревожные часы на улице.
Ревущую толпу остановили на самой границе административных кварталов, улицы попросту завалили мешками с песком, по подходившим слишком близко без сантиментов стреляли на поражение. Сенат заседал в растерянности, бледное лицо председателя собрания дергал нервный тик – шестидесятилетний президент Барт мучился неизвестностью, еще не зная о том, что его дочь, молодая госпожа Барт-Эллиан, супруга авиационного магната, и две шестилетние внучки остались среди искореженных останков сгоревшего кара, не успев отъехать от ворот разгромленного особняка и на двести метров. Президент любил свою семью, нежно любил внучек – сейчас он казался глубоким стариком, под глазами набрякли мешки, широкие, добрые стариковские ладони мелко дрожали. Зал заседаний шумел, кто-то неловко примерял шлем пси-защиты, в дверях не скрываясь, стояла сумрачная охрана.
– Разум и звезды! Что это? Скажите мне, Барт – что происходит?
Президент тяжело, враз погрузневшим телом обернулся к соседу по скамье. Светлые, пронзительные, слезящиеся глаза сенатора Керриана встретились с потускневшими глазами друга.
– Это псионики, Керри. Мы слишком долго делали вид, что их боль, смерть и их вечный соблазн попросту не существуют. Теперь мы пожинаем плоды и получаем урок. Они идут – идут за нами…
– Я не хочу умирать! Чего они хотят, Барт?
Президент покачал крупной, с проседью головой:
– Нам нужно просто держать удар. Выпрямите спину, дружище. Какая разница? Чего бы они ни хотели – для нас с тобой, Керри, это уже ничего не изменит…
Керриан сцепил тонкие пальцы, не замечая, что ломает тонкое тельце позолоченного карандаша.
– А обычные люди? Мы разрешили стрелять в невменяемых безумцев… Мы преступники, Барт.
Президент махнул рукой и отвернулся, грузные плечи его бессильно обмякли.
Свободные помещения Дворца продолжали заполнять отступающие, перепуганные солдаты.
“Заседание растерянности” длилось шесть часов, оно закончилось ничем, шум беспорядочного боя уже врывался в широкие окна Калинус-Холла, толпу несчастных косили на подступах к резиденции. Парламентеры повстанцев не пришли – их и не ждали. Еще через два часа враг сменил тактику, мелкие группы сенсов, прикрываясь пси-наводками, крышами и канализационными шахтами просачивались сквозь оборону конфедеральной жандармерии. Удары наносились прицельно – по неугодным лицам, уцелевшим узлам коммуникации, патрулям.
Сбитые с толку конфедераты впервые увидели врага в лицо – нередко псионики умирали на месте, не выдерживал изношенный мозг. Такие тела опознавали легко – по прижатым к вискам или глазам скрюченным пальцам – сломанные мукой паяцы в липкой, кровавой уличной грязи. Ужас обывателя был так велик, что торопливые прохожие далеко огибали даже трупы. В эти смутные, проклятые часы возродились старинные суеверия – люди прижимали к телу самодельные талисманы, по бумажке шептали давно забытые заклинания против колдовства. Кое-кто из самых предприимчивых наспех, борясь с собственным ужасом, приторговывал и тем и другим. Замкнутая в себе Пирамида, гнездо новорожденного хаоса, молчала – ее огибали и шествия безумцев, и отряды пси-боевиков.
Но в сердцевине Департамента все еще теплилась жизнь.
* * *
– Советник, откройте…
Егерь прислушался к осторожному полушепоту за запертой дверью.
– Кто это?
– Кравич.
– Кто?
– Инспектор Фил Кравич, 15 отдел.
Наблюдатель, царапая сталью паркет, отодвинул в сторону от двери увесистый сейф и впустил гостя – высокого, широколицего, румяного, веснушчатого парня.
– Садитесь, Фил. Не надо субординации – сейчас мы все равны, все в дерьме. Я не предлагаю вам кофе – у меня пересох кран.
– Воды нет во всем крыле. У меня осталась минералка – вот.
– Мне кажется, я вас помню?
– Я участвовал в проекте покойного Хиллориана, охранял сенсов из его команды. Вам налить?
– Оставьте себе. Вы разбираетесь в электронике, Фил?
– Немного. Систему все равно нам не починить, ее выключили с центрального пульта – прямо из кабинета шефа. Я прошелся коридором, дверь блокирована изнутри. Вы знаете, советник – у меня слабенькие пси-способности, до боевого сенса мне как до звезды, но кое-что и я могу. Так вот… Там глухо – глухо, опасно и погано. Внутри кто-то есть. Я не верю, что это Фантом – старик не мог учинить такой дряни.
– Вы правы, Кравич. Мне не дает покоя желание выбраться наружу. Я обошел наш ярус – ни единой щели. Разве что открыть окно и спуститься по внешней стене… Как вам такая авантюра?
– Простите, советник, слом шеи гарантирован, здесь холерски гладкая стена, стекло первосортное, куски большие и гладкие как горный лед, скажите спасибо этой шельме, архитектору Финтиану. Мы с вами, как крысы в садке.
– Картина невеселая… О!
– Что такое?
– Смотрите на монитор.
Кравич резко повернулся, впившись взглядом во внезапно оживший экран.
– Аналитик?
Система, включенная на одностороннюю передачу, демонстрировала всем желающим худощавую фигурку, бледное большеглазое и большеротое лицо.
– Я никогда не любил эту тощую сволочь.
– Послушаем, что он скажет, Фил.
Аналитик откашлялся, опущенные глаза обманчиво придавали юношескому лицу выражение застенчивой скромности – на самом деле он попросту бегло читал текст с положенного на стол листочка.
“Братья по долгу. Час настал! Я, консул обновленной Каленусии, обращаюсь к вам – настало время восстановить нарушенную справедливость. Коррумпированный режим Конфедерации предал нас, лишив естественных прав…”
– Разум и Звезды! Что он несет? Стиль гадостный.
– Тихо, Кравич… Тихо. Дайте послушать. Это только преамбула.
“…задача свержения горстки тиранов, обрекших нас на медленное умирание. Кто не с нами – вы сами выносите себе приговор. Мы – соль земли, мы – сверхлюди будущего, прочим нет места в истории…”
– Цветущая шизофрения – доброкачественная. Это он про кого несет?
– Про сенсов и для сенсов. Вы зря смеетесь, Кравич – такое может найти отклик у неудачников.
“…решайтесь – момент настал. Всем, обладающим пси-способностями и лояльным к новому руководству Департамента предлагается собраться в секторе ноль. Предатели, агенты, паникеры будут уничтожаться на месте…”
Монитор угас – Систему снова отключили.
– Мастер советник…
– Что?
Егерь увидел, как мгновенно посерело, осунулось и постарело лицо инспектора Кравича, веснушки проступили бурыми медяками, жестко прорезались морщинки в уголках рта.
– Мне лучше уйти. Закройте за мною дверь и задвиньте ее поплотнее и больше для меня не отпирайте.
– Почему?
– Я – сенс. Слабенький, но сенс. Простите, мне стыдно, вам не следует доверять таким, как я. Воду оставьте себе – вам она больше пригодится.
Инспектор в сером мундире поднялся со стула, ссутулившись. Его убитый вид тронул Егеря.
– Постойте, Фил!
– Зачем?
– Вы делаете ошибку. Вы можете пользоваться или пренебрегать своими способностями сенса, вы можете по-разному относиться к людям, лишенным этого дара. Нельзя делать только одного – нельзя идти на поводу у маньяка. Вы сенс? Пусть так – для меня это не важно, вы честный человек – это главное. Мы не можем разбрасываться верными людьми – по одиночке нас удобнее и безопаснее бить. Я прошу вас остаться.
– Вы мне верите?
– Да.
Кравич опустился на стул.
– Ну что ж… Приказывайте, мастер советник.
– Это скорее просьба – я же сказал, дело носит неофициальный характер. Вы видели мертвое тело Фантома?
– Нет.
– Будьте спокойны, существуй оно в природе, свихнувшийся Ролан предъявил бы публике труп – хотя бы для устрашения. Вы видели, что он сотворил с Зенитом? И, тем не менее, Фантома не видел никто, хотя наш шеф, без сомнения, где-то существует… Мне кажется, он все еще в Пирамиде. Как насчет того, чтобы найти Фантома?..
– Вы думаете, он жив?
– Я не знаю, вот и проверим. У меня есть оружие – в сейфе, кроме того, понадобится ваш дар псионика. Двое нормальных офицеров против Разумом уделанного “консула” – как вам такой расклад?
– Заманчиво. Однако, Ролан хоть и шизик, но не дурак – за него вся охрана 14 отдела, мятежники засели в резиденции старика Фантома, прикарманили склад с пси-защитой и стволами, держат связь под контролем, запугали и запутали наших ребят. Наверняка снаружи у них дружки, там заварилось дело не на шутку – вы ведь слышали выстрелы?
– Тем лучше – задача становится интереснее. Так как?
– Я с вами хоть в Аномалию.
– Тогда – пошли.
Так получили начало события, невероятным образом определившие судьбу трех беглецов, чей кар леопардовой масти в эти часы безостановочно мчался, уходя на восток.