Перехватив волосы левой рукой, надзиратель влепил громкую пощёчину правой.
– Открой глаза, тварь!
Удар пришёлся по сломанной челюсти — лицевые кости сместились с неприятным скрежетом. Пожилой казах, не выдержав причиненной боли, выгнулся и громко замычал, пытаясь выдавить из себя членораздельные слова. Его потуги прекратил новый, не менее сильный удар.
– Глаза, я сказал!
Продолжая закрывать одной рукой лицо, а второй придерживая отвисшую челюсть, старик, превозмогая боль и громко дыша приоткрыл веко левого глаза. В образовавшуюся щель он сумел посмотреть на грабителей. Над ним стоял грузный чеченец.
– Вот мы и встретились, Темирхан. Ты думал, я тебя не найду? Думал, мы никогда не увидимся? Или, может, ты ждал встречи, но представлял её иначе? – шептал Бувайсар, наклонившись вплотную к лицу старика, изо рта которого разило гнилью.
Но Темирхан ничего не ответил. Всхлипывая и истекая кровью, он лишь опустил глаз.
– На меня смотри! – Бувайсар вскочил и с размаху пнул по незащищенным ребрам.
Хозяин дома, скручиваясь, завалился на бок. Судорожно сжимаясь, он попытался отползти дальше от этой нестерпимой боли и людей, что её причиняют.
Стряхнув клок седых волос, что остался в руке, Алихан залез на диван и, оттолкнувшись ногами, приземлился на руку старика. Звук ломающейся кости и безумный крик, вырвавшийся из заполненного кровью рта, наполнил каждый уголок тускло освещённой комнаты.
Бувайсар, выплескивая ярость, прыгал на голову старика, стараясь вбить нос в лицо.
– Я сказал смотри в глаза! – проорал он в бордовое ухо, переводя дыхание.
Темирхан оставался глух, и лишь стонал, пытаясь спрятать сломанную руку под своим телом.
В комнату зашли остальные участники банды. Они толкали перед собой ещё двух свидетелей сегодняшнего представления. На приятном лице женщины читался страх, а маленькая девочка, которая робко пыталась укрыться за мамой, увидев избитого отца, уткнулась маме в ногу и испуганно плакала.
– Вот, нашли в дальней комнате.
– А кто это у нас тут? – вглядываясь в испуганные глаза очнувшегося старика, улыбаясь, задал вопрос Бувайсар. – Кто у нас тут прячется? Почему не вышли гостей встречать? Что за воспитание?
Он подошёл к женщине с ребенком, и наблюдая, как Темирхан пытается ползти к ним, волоча сломанную руку, наслаждался зрелищем.
– Свяжите его, – вдруг скомандовал он, – и положите глазами к нам, он должен видеть всё, что сейчас будет.
Пугающая безумная улыбка не сходила с лица Бувайсара. Он получал удовольствие и не скрывал этого.
Пластиковые хомуты впились в запястья старика, прорезая кожу сведенных за спиной рук. Но тот, перевернувшись на целую руку и отталкиваясь ногами, все полз к семье.
– Я сказал лежать и смотреть! Куда ты ползешь? Ноги свяжите, примотайте их к дивану. Сегодня у этого урода место в партере, – отдавал распоряжения Бувайсар. – Надо ему объяснить, что мне перечить нельзя.
– Отпусти их, пожалуйста, я сделаю всё что ты хочешь! – глотая кровь, спешно умолял Темирхан. По грязной покрытой кровью щетине катились слёзы. Сильно вздутые на шее и руках вены выдавали напряжение, с которым работало сердце.
Бувайсар cхватил девочку за руку и вытащил вперёд.
Громко заплакав, она бросилась обратно к матери, цепляясь за её ночную рубашку.
– Мама! – испугано рыдала девочка ища защиты.
– Всё будет хорошо. Всё будет хорошо, доча. Они сейчас уйдут, – тараторила женщина. – Отпустите! Заберите всё. Мы будем молчать. Пожалуйста. Доченька, я рядом, я здесь, мама здесь.
Она молила, пытаясь выдернуть из лап мужчины скрученные за спиной руки, и всем телом тянулась к девочке. Но её кисти сжимали до синяков, не оставляя надежды на свободу. Страх исчез, и на лице остались лишь отчаяние и слёзы. Слёзы, которые она не замечала.
– Отпустите! Пожалуйста! отпустите ребёнка! – Она продолжала умолять в пустоту. Глаза просили пощады, но натыкались только на безразличные маски.
– Ублюдок! Отпусти её! Ты, мразь, я убью тебя! Отпусти ребёнка, она не виновата! – задыхаясь, кричал Темирхан.
– Не виновата? Ребёнок ни в чём не виноват? И давно ты так считаешь? – взбесился Бувайсар, бросая девочку на пол рядом с ее отцом.
Она, упала, ткнувшись в ворс серого ковра, и, боясь шевелиться, плакала, временами глотая всхлипы. Она пыталась произнести «папа», глядя ему в глаза, но получался только первый слог, и снова шла волна слёз, а нервный спазм сжимал детские голосовые связки.