– Наш-то боксёр какой-то. Чемпион! И два пацана его тоже спортсмены, – сказал четвертый из банды, разглядывая семейные фотографии на столе, и, передавая одну из них, добавил: – Взрослые уже. Лет по двадцать.
Старик на полу ожил. Отрешенность в глазах за секунду сменилась гневом. Даже избитый, со сломанными костями, связанный по рукам и ногам, он всем видом угрожал расправиться с каждым в комнате. Он с ненавистью смотрел в глаза главаря, пока тот разглядывал фото с его мальчиками.
Алихан, подойдя к четвертому, мотая головой, показал, что не надо вмешиваться, когда старший разбирается. Четвертый был новичком и многого не знал, поэтому решил впредь молчать. Его задача сегодня быть рядом, помогать и ни во что не лезть.
– Сделали? – спросил Бувайсар, встряхнув головой, оторвался от фотографии и, дождавшись кивка Алихана, сказал: – Всё, ждите в машине. С этим я сам разберусь.
Воздух с улицы свежим потоком ворвался в помещение, разбавляя гнетущую обстановку. Дверь закрылась, оставляя двух людей в плену запаха пота и человеческой боли. Даже направленный на него пистолет не сбавил той ненависти, что горела в глазах Темирхана.
Бувайсар же напротив был спокоен. Он получил то, чего хотел, и теперь дело осталось за малым. Рукоятка пистолета приятно отдавала холодом в ладонь. Он медлил.
– Худшее наказание — это жизнь после всего того, что ты сегодня прочувствовал.
Глава 2. Фотография
Он ненавидел вкус дешёвых сосисок, что продавали за углом. Ненавидел холодные консервы и тупую открывашку, которая каждый раз вместо того чтобы вскрыть жестяную банку рвала её края. Немало шрамов осталось на ладонях. Ненавидел леденцы, которыми перебивал голод и сон, когда было совсем невмоготу. Ненавидел жесткий стол, на котором лежал уже не первую неделю. Ненавидел всю эту старую дспшную мебель, которая местами уже изрядно отколупывалась. Ненавидел свою нестираную одежду, от запаха которой встречные люди воротили носы. Ненавидел предновогоднюю суету, витающую на улице уже несколько недель. Ненавидел плотные пыльные серые шторы, что превратили комнату в тёмный склеп. Через узкую щель между штор пробивалась тонкая стена света, освещая плотную взвесь пыли, висящую в комнате. А в окнах напротив горели гирлянды и украшенные новогодние елки. Воспоминания о семейном празднике только угнетали. Но больше всего он ненавидел того человека, который наконец-то показался в прицеле снайперской винтовки.
– Я обещал, что найду тебя. Обещал. Зря ты не убил меня вместе с ними.
Дистанция между окнами соседних многоэтажек была приемлемой для винтовки. Пара месяцев, проведенные в тире гарантировали, что он не промахнется. Даже в метель, как сегодня, не промахнется.
Найти его было не сложно. Имя Бувайсара фигурировало в газетах, где журналисты раскрывали его личные данные. Оставалось лишь найти его место проживания. Сложнее всего было подыскать квартиру в доме напротив. Но он знал, чего ждёт, и дождался.
Наконец-то. Смотрит на него через оптический прицел. День, которым Темирхан бредил много месяцев, наступил. В доме напротив в нужной квартире загорелся свет. Темирхан чувствовал, как потеют пальцы, как поднимается пульс. Глубоко дыша и пытаясь восстановить сердцебиение, он успокаивался тем, что время есть, времени для выстрела много.
А вдруг нет? Вдруг он зайдет и сразу уйдёт?
Но Бувайсар не собирался уходить. Сняв пальто, он остался в серой водолазке подчеркивающей его могучую фигуру. Повесив верхнюю одежду на вешалку, он прошёл в зал и сел на кожаный диван бежевого цвета. Извлёк из разноцветного пакета большую коробку и, положив на журнальный стол перед собой, замер.
В комнате ярко. Освещение дополняют светлые тона стен и мебели. Серая одежда Бувайсара стала тёмным пятном на фоне интерьера и облегчала работу снайперу.
Не подозревая о близости расплаты, Бувайсар улыбался. Даже не улыбался, а светился от счастья. Тем же и хуже для него. В отличие от стрелка, потерявшего смысл жизни и готового уйти на тот свет хоть сегодня, глаза мужчины горели. Значит, он не захочет уходить.
– Радуйся, радуйся, недолго осталось.
Руки затекли и начали болеть. Тонкий шерстяной плед не помогал, и в локти из-за неподвижной позы впивалась твердая поверхность стола.
В прицел видно, как убийца его родных, не повреждая упаковку, увлеченно читает что-то на коробке. Сидит неподвижно, сосредоточенно. То что надо. Дыхание у стрелка восстанавливается. Свет приглушён по-максимуму. Пластиковое окно приоткрыто, чтобы не увело пулю. Темирхан зафиксировал его скомканной грязно-серой курткой, чтобы не захлопнулось. Щелчок предохранителя, лязг металлического затвора. Все движения отработаны до автоматизма и могут быть безошибочно исполнены даже с закрытыми глазами. Приклад упирается в плечо, прицел направлен в висок Бувайсара, палец лежит на спусковом крючке.