— Этой же тряпкой? — уточнил Минхан.
— Нет, что вы. Я взял другую, белую. Мне стало дурно, я подошел к окну, но испугался, что меня увидят с улицы.
— Вы опирались руками на подоконник?
— Не помню… Возможно… А что?
— Нам придется снять у вас отпечатки пальцев.
— Зачем? — в ужасе крикнул Лютенко. — Разве я преступник?
— На подоконнике остались следы. Важно узнать, чьи они.
— А-а…
— В каком состоянии вы нашли квартиру? — спросил Веня.
— Как обычно. Все находилось на своих местах.
— Но вы осмотрели хотя бы, не исчезло ли что-нибудь из вещей? — спросил Полковник.
— Не-ет, — промямлил Лютенко. — Мне это не пришло в голову.
— Но вы помните, какие вещи находились в квартире?
— Да, разумеется.
— И поможете нам установить что похищено?
— Конечно, конечно!
— Да-а, — удрученно протянул Минхан, — удружили вы нам.
— Но я же… Я так растерялся… Товарищи!..
— Вы любили Галицкую? — неожиданно спросил Веня.
— Она была для меня самым дорогим и близким человеком?
— Почему же вы не развелись с женой, с которой, по вашим словам, порвали отношения.
— И не женился на Галицкой? — грустно перебил Лютенко. — Я три раза делал ей предложение, но Ксения отказывалась.
— Почему?
— Не знаю, — развел руками Лютенко — Однажды она сказала: “Сева, не всегда, к сожалению, можно сделать то, что, казалось бы, следует сделать”.
— Когда она так сказала? — заинтересовался я.
— В декабре прошлого года…
— А при каких обстоятельствах вы познакомились с Галицкой и когда?
— Два года тому назад. Мы гастролировали в Новосибирске. Познакомились… случайно, пожалуй После концерта. Начали переписываться. Я предлагал Ксении переехать к нам, но она не соглашалась. И вдруг однажды позвонила и сообщила, что вышла замуж и будет теперь жить здесь.
— Вы, знали ее мужа? — спросил Полковник.
— Видел один раз, — ответил Лютенко. — Она пригласила меня к себе, он был дома. Ксения сказала: “Игорь, это мой старый друг”. Он что-то пробормотал и. вскоре ушел. Знаете, меня поразило то, что она даже не представила меня, ну, не назвала ни по имени, ни фамилии… По-моему, у них был фиктивный брак. Ксения не раз мне намекала на это. После развода он оставил ей квартиру, не требуя никаких денег в компенсацию.
Мы все переглянулись, но Лютенко ничего не заметил.
— Я хотел бы сказать еще вот о чем… Сначала не хотел говорить, но, думаю, лучше будет, если скажу. — Он закурил. Мы молчали, выжидательно поглядывая на него. — Я сказал, что пришел к Ксении третьего июля. Так и было. Но я не упомянул, что незадолго до этого… дня мы поссорились..
Полковник потянулся к пачке, которую достал из кармана Минхан, вытащил сигарету и начал разминать в пальцах. Полгода назад Кирилл Борисович бросил курить. Неужели закурит?..
— Да, — словно подстегнул себя Лютенко, — мы поссорились. Последний раз я ночевал у нее двадцать девятого июня… Вот. Я случайно увидел на туалетном столике Ксении записку, которую взял. — Он вынул из кармана аккуратно сложенный листочек и протянул Полковнику. Тот развернул его и вслух прочитал:
— “Последний раз предупреждаю — верни! И знай: или мы вместе, или… С.”
— Когда я сказал Ксении, что прочитал записку, она испугалась и потребовала, чтобы я немедленно вернул ее. Я ответил, что верну, если она скажет, кто такой “С.” и что он от нее требует. Ксения крикнула. “Ничего я тебе не собираюсь говорить! Не нравится, убирайся ко всем чертям!.” Я ушел. В тот же вечер она сама позвонила мне, чего никогда не делала прежде, и начала извиняться. Я снова стал настаивать, чтобы она сказала, кто ей написал записку. Ксения опять разозлилась и закричала в трубку “Всеволод! Не будь ребенком. В этой записке вовсе не то, о чем ты думаешь. С тебя довольно? Твоя ревность — это уже какое-то безумие…” Но ее слова меня не успокоили. Скорее “завели” еще больше. Когда вам под пятьдесят, это все не так просто
— У вас были основания ревновать Галицкую? — спросил я.
— Особых, наверное, не было.
— Скажите, — подал голос Веня, — Ксения Эдуардовна легко сходилась с людьми?
— Нет, — покачал головой Лютенко, — Ксения была замкнутым человеком. Правда, иногда на нее нападали приступы безудержного веселья. Она дурачилась, мистифицировала… Знаете, таких минут в ее настроении я почему-то боялся. Все это напоминало какой-то приступ.