Ничего удивительного. Скорее всего, это были местные черви, о которых мне много рассказывали. Описания были самые разные, от летающих стрекоз с множеством жвал и когтистых лап, до секционных, очень похожих на сколопендру монстров с клешнями, ядом и всеми остальными возможными и невозможными гадостями, которые может придумать природа и воспаленные мозги нечеловеческого существа. Совсем рядом находился край светового круга, после которого начиналась абсолютная тьма, где эти все черви и обитали.
Неделю я жил в палатке, продумывая план путешествия, ходил ловить рыбу в речку с быстрым течением и тёмной водой. По традиции, ловил мелочёвку, в виде тушек килограмм по десять. Медведь совсем не возражал моему соседству. Перед уходом на охоту не забывал вскарабкаться по камням к моей палатке и почмокать пастью, показывая, что он не прочь сожрать остатки моей рыбы, пару пакетиков с сахаром и чего ни будь из мясных концентратов, даже можно в обёртке, не вынимая из коробки.
Было бы интересно посмотреть, что я учинил в лагере изгоев. Судя по чёрной руне, она сработала, только не знаю как. Даже если не удалось ничего тысячекратно усилить с помощью подарка Говорящей головы, то почти четыре килограмма взрывчатки, которую я успел синтезировать, это само по себе много. Это же не просто пластиковая промышленная взрывчатка, а в несколько раз сильнее, и, если это всё было усилено тысячекратно, как обещал главный червяк, бабах получился знатный.
За Куся и Склизку я не беспокоился. Просто знал, что у них все хорошо. Это, наверное, трансформировалось мое чувство, с помощью которого я искал червей в самых отдаленных уголках астероидных поясов и абсолютного космического вакуума. У меня не плохо получалось понимать, что они там, хотя исчадия Грани тихо сидели в своих коконах, не подавая никаких признаков своего присутствия, и ожидая пока кто-то окажется поближе, чтобы развернуться и напасть.
Спешить я никуда не собирался. Скорее всего летающий силуэт был не главным и не единственным, но наверняка он был очень важным. Не думаю, что это и есть главный хозяин большого истребления народов, но если мне удалось уничтожить капюшона, то управление на некоторое время выйдет из равновесия и у меня будет время подготовиться. Бежать и размахивать Дефендером я не собирался, да и не имел такой возможности. Что-бы начинать геройствовать вначале надо через пару кругов перелететь, но первое, что следовало сделать — это подумать и попробовать разузнать хоть что-то о подобных существах.
Идти в лоб было глупо. Я прекрасно чувствовал мощь этой твари. Да, Симбионт защитил тогда мои мозги, но меня могли порвать, сломать, но у любого симбионта существовала функция мгновенного самоуничтожения сознания. Лучше так, чем подчиниться, в древности не гуманоидным расам насекомых, а потом азур тварям. Если разум сломлен, ты всё равно погибал, поэтому лучше уничтожить себя быстро, чем потом быть послушной куклой в руках пришедших из изнанки чудовищ. Это Капюшон тоже отлично понял, а я ему был нужен и поэтому он отдернулся.
Была ещё одна причина, и капюшон её тоже осознал. Возможность самоуничтожения для окружающих не безвредна. При смерти симбионт наносит удар в ментальном поле во всю свою мощь, выжигая разумы напавших. Не знаю, смогли бы мы убить, но скорее всего сделали бы большую гадость и при этом он потерял меня, ради поимки которого потратил столько ресурсов.
Быт налаживался. Карта восходящего работала отлично, но позволяла обладать информацией с той детализацией, которую я сам мог понять. Если я ходил ногами около капсулы, то мог на карте различить каждую травинку, а если видел в далеке горный массив, то для меня это было просто пятно, что там есть горный массив, без каких-либо подробностей. Решил потихоньку расширять свои познания и обследовать местность более детально. Вышел сразу после заката. Ночное зрение за эти дни у меня уже на столько развилось, что ночью и днём я видел практически одинаково. Как оказалось, медвегрыз очень даже готов составить мне компанию. Скорее всего, как и у Куся, у него было множество мест, где он мог найти укрытие от дневного света, но в отличие от привыкшего носиться молнией вокруг и совершавшего огромные круги найтволка, новый питомец был степенен и размерен. Почти всегда он был рядом, лишь иногда останавливался, принюхивался, а потом уносился, оставляя меня на час другой посреди тёмного низкорослого леса. Плешивый далеко не убегал, находя добычу в шаговой доступности, а возвращался с набитым брюхом, и я продолжал переход в сопровождении довольно облизывающегося зверя.