— У меня же было кольцо, — с горечью произнес Цзян Чэн.
— Ты его не использовал, — откликнулся Вэй Усянь, не оборачиваясь. Он перепрыгнул через провал в земле.
— Я бы его использовал…
— Но ты не стал. Ты никогда его не используешь.
Цзян Чэн встал как вкопанный.
— Зато ты используешь свою силу слишком часто, — процедил он.
Вэй Усянь вздрогнул.
— Давай, оправдывайся.
— Нас могли убить, — тихо проговорил Вэй Усянь.
Цзян Чэн налетел на него сзади и сбил с ног. Вэй Усянь опрокинулся на спину, увлекая за собой Цзян Чэна. Они приземлись на камни: Вэй Усянь издал стон. Цзян Чэн размахнулся и ударил его в лицо. Вэй Усянь не делал попыток ответить или сбросить с себя Цзян Чэна.
— Давай… — лишь проговорил он уже разбитыми губами.
Он закрыл глаза и терпел удары брата. Вэй Усянь чувствовал, что лицо начинало напоминать мало чувствительный кусок мяса. Через долгие несколько минут Цзян Чэн с хрипом отстранился и встал на ноги. Вэй Усянь попробовал открыть глаза. Левый открылся, но с трудом. Правый не открывался вообще. Вэй Усянь медленно привстал на руках. Голова то ли гудела, то ли звенела, то ли все вместе.
— Отключишься? — спросил Цзян Чэн.
— Нет, — промямлил Вэй Усянь и кое-как поднялся на ноги.
Он пошел, спотыкаясь и чуть ли не падая, и оставив без комментариев произошедшее.
— Интересно, в театре есть вода? — проговорил он тихо. Цзян Чэн подбежал, перекинул руку Вэй Усяня себе через плечо, и обнял его за пояс, помогая двигаться.
— Должна быть.
— Мне надо умыться.
— Да.
— И надо решить наконец это дело.
— Да.
— Сегодня разберемся с ним.
— Да.
— Кулаки сбил?
— Немного.
— Ничего. Заживут.
— Вэй Ин.
— Что?
— Ты дурак.
***
Громадина театра, красно-золотая, освещалась фонарями. Черные иероглифы на стенах обещали праздник, историю, путешествие. Обещали другой мир — лучше и красивее. Мир театра не был настоящим, но души пленял быстро.
Вэй Усянь не особенно любил оперу, он ею не интересовался. Мужчины играли женщин. Мужчины играли мужчин. Тяжелые доспехи, тяжелые платья из шелка и парчи, тяжелые украшения на тяжелых же париках. Все было слишком утрированным, искусственным.
Праздник здесь был трагедией и наоборот. Все пропиталось вспышками эмоций.
Сейчас театр был пуст — огромное четырехэтажное здание молчало. Шаги отдавались гулко, тревожно.
Вэй Усянь нашел уборную и долго смывал кровь с лица. Рядом Цзян Чэн сосредоточенно оттирал руки. Газовые лампы бросали теплые ошметки света в зеркала. Вэй Усянь поднял голову и поглядел на свое отражение.
Он долго смотрел на себя и боялся посмотреть в сторону вздыхающего Цзян Чэна.
Потом ему показалось, что в окружающую тишину пробралось что-то чужеродное. Нежный женский голос пел где-то вдалеке.
«Год за годом разносится моя песня. Я шла по стопам своего короля — год за годом. Ветер дул мне в лицо, мороз овевал мои стопы. Работать мне много пришлось, и я ненавижу того тирана, что вверг наш народ в пучину отчаяния»
Вэй Усянь пошел к выходу, влекомый странной песней.
— Ты слышал это?
— Да.
Они прошли анфиладу комнат — голос раздавался все ближе. Сзади проскакал кто-то маленький. Цзян Чэн обернулся. Из дверного пролета выбежала «ищейка» Лань Сиченя.
— Иди сюда! Иди! — позвал ее Цзян Чэн.
«Ищейка» радостно подбежала к нему.
— И что же ты нашла?
«Ищейка» засучила лапами, подпрыгнула на месте.
— Пойдем за ней, — сказал Вэй Усянь. И они двинулись за каменным «зверьком» Лань Сиченя. Бродить им пришлось долго, пока не вышли к закрытому залу, в котором оперу больше не показывают.
— В этом зале больше не показывают спектакли, — сказал Вэй Усянь.
— Почему?
— Здесь покончил с собой Чэн Диюй. Пятьдесят лет назад. Он зарезался во время спектакля подаренным ему мечом. Он играл наложницу Императора. По роли, в конце наложница убивает себя. Всегда используются бутафорские мечи. Но в тот раз… Чэн Диюй взял настоящий.
Цзян Чэн посмотрел на брата пристально.
— И ты не говорил?
— Думал, это не имеет к делу никакого отношения. — пожал Вэй Усянь плечами.
Они спускались к сцене. «Ищейка» вела их вперед, через ряды кресел. Когда они оказались около сцены, «ищейка» запрыгнула на сцену и стала топтать ее лапами. Вэй Усянь непонимающе смотрел на нее. Цзян Чэн вытащил меч и принялся снимать доски сцены.
— Помогай, — проговорил он.
Вэй Усянь вытащил Суйбянь и встал рядом. Через полчаса им удалось открыть нишу под сценой, и они увидели, что в ней покоился длинный, больше метра, и узкий деревянный сундучок, богато инкрустированный золотом. Вэй Усянь достал сундучок, быстро сбил хлипкий замок и открыл крышку. Внутри на красном шелке покоился меч с рисунком по клинку и в запекшейся старой крови. Навершие и черенок тоже были красиво украшены резьбой. На навершии крепилась черная кисточка с большой жемчужиной на конце.
— Они оставили меч здесь. А не похоронили вместе с Чэн Диюем.
Цзян Чэн взял меч в руки.
— Кто Чэн Диюю подарил меч?
— Цянь Лянь Фэн, кажется.
— Семья Цянь была истреблена более полувека назад. Их фамильный меч, Шуанбаотай*, был потерян тогда же…
— Меч был у Чэн Диюя.
— Это необычный меч.
Вэй Усянь забрал меч у Цзян Чэна.
— Это магический меч, который может создавать свои двойники. Они не похожи на простые иллюзии. Раны от них вполне настоящие. Несколько веков назад Цянь правили всей страной, у них была сила, которой не было ни у кого больше.
— Чэн Диюй убил себя этим мечом. И его душа заточена в нем теперь.
— Седьмое апреля? — Цзян Чэн встал. — Надо посмотреть в архивах. Если Чэн Диюй убил себя седьмого апреля, то мы почти нашли отгадку.
— Вот только… — Вэй Усянь поднялся тоже. — Почему в мече столько злобы? И почему именно пары?
Цзян Чэн пошел на выход.
— Это последний кусочек головоломки. Но нам бы еще выбраться отсюда…
Снаружи налетал гул, как будто собирался ураган, готовый снести все до чего доберется. За гулом пришел свист. И песня из оперы стала громче.
«Я такой сильный, что вырву горы с корнем. Настали тяжелые временами, но даже конь мой не покинул меня…»
Комментарий к 11. Прощай, моя наложница: Часть четвертая
* Близнец
========== 12. Прощай, моя наложница: Окончание ==========
Судя по шуму, в стены вбивались сотни мечей.
— Плохо это, — сказал Вэй Усянь.
— Не надо, — по слогам проговорил Цзян Чэн.
— А у нас есть выбор?
Цзян Чэн молчал.
— А если нас придавит? — обреченно спросил он.
— Не придавит, — заверил его Вэй Усянь, — Мы встанем на сцену.
Они забрались на сцену и встали спиной друг к другу. Цзян Чэн поднял свой меч перед собой. Вэй Усянь покрутил в руке Шуанбаотай и резко вонзил его в доски пола. Другую руку он направил вперед. Сила, текущая сквозь его пальцы, уничтожала перед собой все волнами.
Стены театра развалились как створки бумажного фонарика. Направляющиеся мечи отшвырнуло в стороны, и они тут же растворились. Шуанбаотай завибрировал и начал светиться белым. Меч вошел по рукоять в доски пола и замер.
Черное небо, прошитое тут и там светящимися точками звезд, обнимало со всех сторон.
Тишина стояла оглушающая.
Вэй Усянь с усилием вытащил меч.
— Пойдем, что ли.
Цзян Чэн на дрожащих ногах спустился со сцены.
***
Лань Ванцзи через несколько часов пришел в себя и пил горячий травяной напиток мелкими глотками.
Вэй Усянь рассказал ему, что произошло.
— Меч опасно у нас хранить, — сказал Лань Ванцзи.