-— Знаю, больно, тссс… Молчи мой хороший, умоляю, молчи, может хоть не так больно будет. Нам нужно что-то делать, я должен тебе помочь… Я знаю, тебе очень тяжело сейчас, но… Тихо, тссс… — Маэль тихо застонал от боли, у Димы поплыло всё перед глазами, но он до сих пор держал в руках и себя, и его. – Но тебе не надо спать, сейчас нельзя, иначе потом будет только хуже, я не прощу себя, если ты…
Дима снова проглотил горькие слёзы, всхлипнул, как ребёнок, загнанный в угол, каким он и был сейчас, уткнулся своему маленькому мальчику куда-то в шею и едва сдержал рыдания, ведь он снова пытался его успокоить:
— Дима… Дим… Ты… Не виноват… Всё они… — Маэлю было тяжело дышать, он тихо закашлялся от этого и только прижался ближе к своему спасению, это всё, что он мог сейчас сделать…
— Тс, тс, тссс… Всё хорошо, я в порядке… — ему было очень тяжело врать, но ведь лучше ложь, чем такая правда… — Милый мой, послушай меня. Нам надо как-то продержаться, надо чем-то тебя занять хоть на час… Я мог бы тебе почитать, но ведь я раньше так укладывал тебя спать, глупо надеяться, что сейчас ты от этого не уснёшь…
— Да, ты прав… Давай тогда вместе что-нибудь придумаем, только не бойся так за меня, пожалуйста, я прошу тебя…
— Со мной всё хорошо… Вместе так вместе. Всегда только вместе…
Маэль и вправду пытался думать, но эти эмоции, страх, беспокойство за Диму, усталость от эфира, всё это так вымотало его, что уже через минуту его глаза закрылись и он спокойно крепко уснул, а Диме было слишком жалко его будить, он понимал, что мальчик жутко устал и сам устал не меньше, но пока это было совершенно неважно… Важно было то, что эти изверги, которые посмели назвать себя родителями, окончательно сбили Маэлю режим сна и теперь он будет очень долго спать, редко просыпаться и очень быстро уставать, а у него и так всегда было слишком мало сил. Дима был совсем не глупым, понял это и уже не мог сдерживаться, переложил это маленькое хрупкое чудо на кровать, пристроился рядом, крепко обнял его, уткнулся в его плечо и тихо надрывно заплакал, всё крепче обнимая, не мог поверить, что это солнышко уже почти загубили и он не смог этому помешать…
И дети бывают тварями
Два года, такие же невыносимые, как и в детском доме. Очередной круг ада закончился, когда Мари, их мать, покончила с собой – Маэль это видел, Диме пришлось очень долго его выхаживать, но ему же не в первой – Генри, отец, похоронил её и уехал и мальчики остались одни… Потому что Дима окончательно переехал к Маэлю, знал, что теперь его тем более нельзя оставлять в одиночестве даже на пять минут – от матери мальчик унаследовал крайне покалеченную психику, галлюцинации, ещё развилась мания суицида, это было жутко – и поэтому всегда был рядом, будил по утрам такими же тёплыми объятиями, осторожным поцелуем в лоб и таким же тёплым нежным шёпотом, чтобы вдруг не испугать:
— Солнышко моё, просыпайся, уже полдень почти… Ты и так спишь почти целыми днями.
— Родной мой.. Опять такое снилось… — Маэль снова поникший и совсем слабый, Диме остаётся только снова поднять его на руки, прижать к себе покрепче и мысленно клясться самому себе, что во что бы то ни стало защитит это крохотное чудо даже от него самого, даже если это будет стоить ему жизни…
— Тише, солнышко моё, я же рядом… Тебе нечего бояться, пока я здесь, помнишь? Я никому не позволю тебе навредить, больше никогда…
— Я знаю, маленький мой… Я… Я хочу гулять.
— Ну что ты, глупенький, ты же болеешь… — Дима, как всегда, встревоженный, чуть тронул губами его лоб и помрачнел, но сразу натянул привычную успокаивающую улыбку, понимал, что так правда будет только лучше для и так слабых нервов Маэля. – У тебя же температура минимум 38. Нет, я сегодня тебя буду носить только по комнатам, если хочешь, можем у окошка посидеть… Но на улицу тебе пока никак нельзя. А сейчас надо поесть… Тощий жуть, только отошёл от той анорексии.
И тут Дима осёкся, понимая, что сказал, так не хотел вспоминать это снова… Но глаза Маэля уже загорелись тревогой и интересом, всплыл давний страх и от него будто свело всё внутри, мальчик даже слова сказать не успел, как Дима стал осторожно нежно гладить его по плечам, спине, щекам, везде, где мог, только бы помочь, успокоить, отвести это напряжение, боль, перевести на себя, только бы ему не было так плохо… Ему это удалось и пришлось резко закрыть глаза, чтобы всё это никак не проявилось, с огромным трудом ровно выдохнул и крепче сжал в своих руках ослабевшего ребёнка, уже казалось, что ещё немного и он снова уснёт в этих крепких, надёжных и таких родных объятиях, глаза уже закрылись, дышал он всё тише и медленнее… Дима понимал, что это ужасно, что мальчик так много спит, но помнил, от чего это, продолжал мысленно проклинать родителей и вдруг начал осторожно его укачивать, как младенца… И это помогло, Маэль даже на какую-то секунду засиял слабой болезненной улыбкой, а потом прижался к брату поближе с крайне умиротворённым видом и так мило засопел… Диме, наконец-то, стало хоть немного спокойнее, он сам смог расслабиться, но контроля не терял, помнил, что ещё не всё сделано, что ещё впереди завтрак, что его надо приготовить и что надо накормить ребёнка… А ещё дать ему антибиотиков, жаропонижающего и, всё-таки, вывести на улицу. Маэлю и вправду был жизненно необходим свежий воздух, окна может оказаться и маловато… Но об этом ещё есть время подумать.