— Сделаете всё, что в ваших силах, да? А вам мало того, что вы уже сотворили с ним?? Мало искалеченного сердца, мало этой комы?! Вам всегда мало! Все только и делают, что пытаются забрать его у меня, с самого нашего рождения. А я не позволю! Никому не позволю, ни вам, ни смерти! Убирайтесь отсюда. Уходите! Я останусь рядом с ним… Хоть навечно! Уходите…
Страх и гнев здорово изматывают, особенно в моменты таких срывов, поэтому, ощутив нехорошую слабость, Дима опустился на колени рядом с единственной в этой палате койкой, ухватился за неё, придвинулся вплотную, опустил голову на грудь Маэля, морщась от противного писка аппарата жизнеобеспечения, стал мысленно считать редкие удары его слабого больного сердца и, впервые за долгое время покорившись всему, что бушевало внутри, сжал кулаки и тихо отчаянно разрыдался… Врачи почти сразу покинули палату, перекидываясь совершенно непонимающими взглядами, в первый раз видели такое, а Дима скоро почти перестал плакать и отчаянно, беспомощно ухватился за тощие бледные руки мальчика, чувствовал, что должен с ним говорить, даже если его не слышат:
— Мальчик мой, горе моё, жизнь моя… Прошу, умоляю прости… Всё из-за меня. Это я вынес тебя на улицу, от этого мы столкнулись с теми подонками… Клянусь, я найду их и заставлю умолять о смерти. Я убью их… За то… Что они сделали с тобой… — его голос снова срывался, слёзы горя и отчаяния неимоверно душили, но Дима понимал, что должен закончить. – За тебя кого угодно убью… Только вернись ко мне. Родной мой, ты меня слышишь, я верю… Тянись к моему голосу, ко мне, пожалуйста. Я знаю, ты сильный… Ты всё сможешь. Молю, не бросай меня…
И снова мальчик совсем разрыдался, понимал, как малы шансы того, что Маэль вообще очнётся, но верил, стал жить этой верой, хоть какой-то способ хоть немного облегчить боль, сейчас точно нельзя было сломаться, он всё ещё нужен этой ходячей катастрофе, всё ещё может ему помочь, поэтому обязан до последнего мига сохранять разум и бороться с болью, только ради своего чудесного любимого мальчика… А время текло, летело. Прошла неделя, мучительно долгая. Дима почти не покидал палату, врачи пытались его выставлять, запирали двери, а он влезал через окно, благо, отделение было на первом этаже. Скоро они поняли, что чинить такие глупые преграды бесполезно и уже не трогали ребёнка, только сочувственно на него смотрели, а ему было плевать. Он уже ненавидел всех врачей, проклинал их вместе с этой жизнью и всё ждал, когда же Маэль очнётся… Но он всё не приходил в себя. Дима уже был на грани отчаяния, крайне измотан, но спокойным покачиванием головой отвергал предложения самому хоть немного отлежаться в педиатрии, жутко боялся хоть на секунду отойти от своего родного беззащитного чуда, искренне верил, что ещё немного и он очнётся, что он не мог так бросить своего самого близкого человека…
Ещё через неделю, в одно тихое ясное утро, Маэль медленно приоткрыл глаза. Он наконец-то вернулся… Но пока ничего не мог, а Дима, всё-таки на пять минут отлучившийся, зашёл в палату, увидел эти мутные, испуганные, но всё такие же голубые глаза, эмоции накрыли его, он не знал, пугаться, или радоваться, или плакать от счастья… И просто упал в обморок там, где стоял, сильное эмоциональное переутомление. Маэль видел это, ему стало жутко страшно, он едва успел пискнуть, снова теряя сознание и думая, что снова во всём виноват, что у Димы из-за него только одни проблемы… К счастью, рядом с палатой как раз проходила медсестра, которая и видела, и слышала всё это, вспомнила о своём долге и быстро всё организовала, что Диму положили на ещё одну койку, специально рядом поставили, чтоб в себя пришёл и хоть пять минут отдохнул за эти две недели. К тому времени очнулись они оба и молча лежали, глядя друг на друга одинаковыми, полными страха, боли и чувства вины глазами… Но Дима всегда быстрее восстанавливался и смог первым подать слабый встревоженный донельзя голос:
— Мальчик мой, не бойся, я в порядке… Неужели ты снова со мной… — на глазах его всё же навернулись слёзы радости, но вовремя проснулся самоконтроль и предельная внимательность, он заметил что-то не то. – Милый мой, скажи пожалуйста… После того, как ты пришёл в себя, с тобой что-то делали?
— Нет… Только отключили от аппарата… Димочка, ты так меня испугал… Тебе же плохо… — а у Маэля навернулись слёзы от боли и того же чувства вины, так было всегда, когда Дима случайно выдавал, что ему нехорошо, мальчик слишком любил свою главную защиту, но пока толком не понимал этого.
— Тссс… Всё со мной хорошо… — Дима медленно сел и чуть поморщился от тяжести и головокружения, тоже пока был слаб, но глубоко плевал на это, больше всего сейчас хотелось встать и унести своё любимое чудо домой, пока ему здесь ещё больше не навредили. – Нам нужно домой, срочно.