— Милый мой, пожалуйста… Ну не надо. Я же всё вижу… Отлежись хоть, зачем же ты… — и кроме всхлипов в подушку ничего уже не было слышно, его сорвало и от слёз медленно, но верно сводило сердце…
Дима тоже не выносил его слёз, это было слишком больно, он понял, что надо успокоить эту катастрофу, пока не стало совсем плохо, поэтому, взяв себя в руки, спустился с койки, на негнущихся ногах дошёл до второй, плюнул на всё и лёг рядом с Маэлем, снова крепко его обнимая, пытаясь будто закрыть собой, спрятать в себе самом от этого мира, от бед и горя, которого они оба перенесли уже слишком много… Маэль почувствовал родное тепло рядом, стал наконец-то отогреваться и даже не плакал почти, только боль всё равно оставалась. Но лишь на минуты. Да, Дима снова забрал себе всё его мучение, никак не тихо выдохнул куда-то в подушку, снова повернулся к совсем ослабевшему мальчику и прижал его к себе как можно крепче, успевая тихо-тихо шептать ему на ухо:
— Ничего не бойся… Я с тобой, я навечно с тобой и никому тебя не отдам. А сейчас нам нужно домой и как можно скорее.
— Дима, я прошу тебя… Ну приди… Ты в себя… — он снова засыпал в родных надёжных руках, но всё равно больше всего хотел, чтобы мальчику стало хоть немного легче, не собирался себя прощать за тот обморок и за нынешнее его состояние.
— Со мной всё нормально. Я должен тебя спасти… Снова и снова. Спи мой хороший, спи спокойно и ни о чём не думай… Скоро мы будем дома.
Маэль уже тихо, немного неровно сопел на плече Димы, чуть морщился, будто от дурных снов, а сам мальчик с тяжёлым вздохом погладил его по голове, медленно сел, усаживая ребёнка следом, но стараясь не будить, поднял его на руки, прижал к себе покрепче и уже привычно забрался на подоконник, садясь там и усаживая его на своих коленях. Он понимал, что идти через всё отделение вот так просто неразумно, им не помогут, но и никуда не выпустят, скажут, что не положено. Значит, путь один – через окно. Диме было не в первой так прыгать с ним на руках, они часто сбегали так от родителей, притом со второго этажа, так что, он знал, как это сделать максимально безопасно, поэтому набрался храбрости уже в который раз, встал на подоконнике, крепче прижал к себе Маэля, снова будто закрывая его своими руками… И прыгнул, инстинктивно сворачиваясь клубком, совсем пряча своё сокровище, понимал, что невозможно приземлиться на ровные ноги, прыгая с кем-то на руках с такой высоты, да и, опять же, имеется богатый опыт. Как и в прошлые разы, для него это обошлось лёгким ушибом – от слабости не сумел должным образом сгруппироваться – Маэль совсем ничего не почувствовал, только заёрзал от нежданной прохлады, в палате было теплее, чем на улице, при такой нежности и хрупкости эта перемена оказалась очень даже заметной, но Дима сразу крепче его обнял, до конца отогревая, нежно погладил по растрёпанным чёрным волосам и тихонько нежно прошептал:
— Тише, тише мой родной, всё… Всё хорошо, мы скоро будем дома.
Имея небольшие накопления, мальчик вызвал такси, которое довезло их до дома, принёс крепко спящее солнышко в их комнату, пристроил на кровати, и укрыл потеплее… Конечно же, не одеялом, а своими руками, ведь не было места, в котором Маэлю было бы так же тепло и спокойно, как в этих крепких, но нежных и ласковых объятиях. Пока он действительно был очень слаб, но в этот раз долго не проспал и совсем скоро приоткрыл глаза с тихим шёпотом:
— Дим…
— Что мой родной, что? – Дима чуть задремал, но сразу встрепенулся, будто сейчас абсолютно спокоен и бодр, плевать, что это даже рядом с правдой не стоит, главное, что мальчик верит тому, что видит, хоть что-то ведь должно его успокаивать…
— И на сколько я… Сколько меня не было? – он, конечно, ничего не знал, не помнил, а объяснить что-то ему было некому.
— Две недели. – он снова вспомнил эти жуткие дни и едва смог незаметно сморгнуть выступившие слёзы страха и боли, сейчас его никак нельзя пугать, это может кончиться куда хуже, чем всегда.
— Прости… Я знаю… Как ты испугался. – пока не в силах особо двигаться, Маэль слабо коснулся своим носом щеки Димы и глаза его засветились тусклым слабым огоньком, когда мальчик на это немного смущённо, но тепло улыбнулся. – Две недели… Наверное мне надо в душ.
Дима поразился его спокойному суждению, смутно ощутил радость за своего мальчика, что он взрослеет и понял, что не может сейчас позволить ему даже встать. Но такое было у них и раньше, ребёнок не мог принять ванну и Дима спокойно ему помогал, безо всяких задних мыслей, что мешало сделать так же сейчас… Ничего, поэтому он мило спокойно улыбнулся и, чуть поворошив густые чёрные волосы своего смысла жизни, тихо задумчиво проговорил: