***
Гермиона проснулась оттого, что кто-то грубо тряс ее за плечо. Она подняла веки и тут же зажмурилась — в глаза ударил яркий свет Люмоса, зажженного на кончике чьей-то волшебной палочки. Когда пляшущие перед глазами зайчики исчезли, она снова медленно открыла глаза, пытаясь разглядеть того, кто держал палочку в нескольких дюймах от ее лица. Прищурившись, она напрягла зрение, но кроме очертаний силуэта разглядеть ничего не удалось. Основываясь лишь на собственных ощущениях, она предположила, что он принадлежит женщине.
— Что ты здесь устроила? — зло зашипела она.
Голос… Знакомый настолько, что Гермиона бы рассмеялась, если бы не чары и сама абсурдность ситуации. Ее хватило лишь на то, чтобы улыбнуться до того, как из глаз полились слезы. Если это правда Джинни, а не бредовые фантазии воспаленного мозга, то, значит, и Гарри должен быть где-то поблизости. Значит, ее все-таки нашли. Ее вызволят, и она вернется домой к Северусу, который наверняка места себе не находит от переживаний. Она так обрадовалась собственным мыслям, что не заметила ни злобы в шепоте Джинни, ни того, что на ней до сих пор наложены чары Силенцио, а руки и ноги накрепко скованы невидимыми оковами.
Огонек Люмоса на конце палочки погас, оставив комнатушку в полумраке, лишь частично разгоняемом мерцающим пламенем стоящей на тумбе свечи; и Джинни присела на край кровати, приблизив к ней свое лицо.
— Еще одна такая выходка, — проговорила она вполголоса, — и я буду вынуждена тебя обездвижить. Думаю, ребенку это не сильно повредит, — еще тише добавила она после секундной паузы.
Эйфория от радости, что ее спасли и весь этот кошмар наконец закончился, исчезла так же быстро, как и появилась, сменившись ощущением опасности, исходившим от Джинни и от самого этого места. На короткий миг Гермионе показалось, что она все еще спит и видит один из самых страшных, невероятных снов. А чем еще можно было объяснить то, что Джинни, милая Джинни, с которой их связывали годы крепкой дружбы и самая настоящая сестринская любовь, говорит сейчас такие ужасные вещи тоном, будто увещевает маленького разыгравшегося не на шутку ребенка и… улыбается? Она дернула руками и запястья вновь пронзила резкая боль от натянувшихся веревок. Нет, это определенно не сон. Может, это вовсе не Джинни, а кто-то под оборотным зельем? Ведь не могла же обычная обида на то, что с Роном ничего не вышло, перерасти в какое-то сумасшествие? Гермиона попробовала заговорить, но по-прежнему не смогла вымолвить ни слова: чары Силенцио и не думали пропадать. Вдоволь насмотревшись на ее бесплодные попытки завести разговор, Джинни, все с той же улыбкой, проговорила: